— Вы знаете, чего они хотят?
— Они сказали, что все объяснят вам, как только вы подойдете. Пожалуйста, поторопитесь!
— Что там еще случилось? — поинтересовался Сераги.
Курода в двух словах рассказал, в чем дело. Старый доктор удивленно приподнял брови:
— Возможно, они узнали о ваших преступлениях. Тогда возьмите с собой вольтарен — он помогает восстановиться после пыток.
Шутник чертов.
— Прошу нас извинить за беспокойство, — сказал офицер. — Не могли бы вы проехать вместе с нами в командный центр?
Корейцы стояли у входа в центр, за ними виднелась машина — серого цвета «тойота» с флажком ЭКК. Водитель-солдат предупредительно открыл пассажирскую дверь сзади.
По крайней мере, подумал Курода, это не арест, потому что преступников обычно увозят на полицейских броневиках. Впрочем, до отеля рукой подать, зачем они прислали машину? Неужели из уважения к его профессии? А вдруг они попросят стать их штатным врачом или потребуют помощи в создании военного госпиталя — что им тогда сказать?
— Я надолго вам нужен? — спросил он.
Поговорив с военврачом на корейском, офицер ответил, что не более чем на два часа. Это было вполне приемлемо. Курода позвонил заведующему отделением респираторных болезней, объяснил ситуацию и попросил изменить дневной график консультаций. Такахаси был уже предупрежден начальником службы безопасности о том, что в центр пожаловали люди из Экспедиционного корпуса, но тем не менее он был удивлен, узнав, что Куроду увозят в лагерь.
— Вы уверены, что все будет в порядке? — спросил он с заметным беспокойством в голосе.
— Ну, они даже прислали за мной машину, — ответил Курода. — И кроме того, они так вежливо попросили меня об этой услуге, что вроде как и отказываться неприлично.
— Хорошо, если так, — заметил Такахаси. — Но все же береги себя, ладно?
«Интересно, как это он себе представляет?» — подумал Курода, вешая трубку.
Прежде чем сесть в машину, он спросил офицера, почему из двухсот работавших в медицинском центре Кюсю специалистов выбрали именно его. Офицер что-то сказал по-корейски военврачу, и тот вынул из кармана визитную карточку, которую вручил ему накануне Курода. «Ну, вот и все», — подумал он, но офицер — как выяснилось, его звали Пак Мён — показал ему на строчку: «Преподаватель в области вирусологии, медицинский факультет Университета Кюсю».
На лобовом стекле появились капли дождя. Курода никак не мог понять, зачем им понадобился вирусолог. Неужели у них что-то случилось? Если в лагере вспыхнула инфекционная болезнь, то в одиночку ему все равно не справиться, нужно будет звонить в отдел общественного здравоохранения. Тем более он не был практикующим вирусологом, а всего лишь преподавал общую вирусологию студентам первого курса — ничего особенного, без специализации. Получив диплом, Курода некоторое время работал по рекомендации своего профессора в лаборатории вирусологии Университета Киото. Но, занимаясь сбором данных о вирусных инфекциях, он понял, что его больше привлекает клиническая медицина. Через два года он покинул Киото и вернулся в Фукуоку, где его вскоре пригласили в отделение респираторных заболеваний Национального медицинского центра. На лечении в центре находилось множество пожилых пациентов, чей организм был ослаблен, и вирусные респираторные заболевания вспыхивали довольно часто, но ими, как правило, занимались другие врачи.
Возможно, имеет смысл объяснить корейцам, что без звонка в отдел общественного здравоохранения не обойтись, размышлял Курода, когда машина отъезжала от ворот центра. Он принюхался. В салоне был какой-то особенный запах: острый, похожий на запах пряного мисо и кимчи, смешанный с потом. Куроде стало трудно дышать. Он начал жалеть о том, что дал им свою карточку. Одно дело, встретиться с ними, пусть даже за пределами центра, но когда тебя везут в штаб-квартиру Корпуса — это совсем другое. В больнице вокруг были коллеги и друзья, там он чувствовал себя в безопасности. Нужно было взять с собой кого-нибудь, пришла запоздалая мысль.
На поясе Пак Мёна висела кобура с револьвером, у врача, его звали Хо Чи, тоже было оружие. На ремне водителя болталось несколько гранат, похожих на маленькие ананасы. Все трое хранили гробовое молчание. Мучаясь от резкого запаха, Курода помрачнел. Теперь корейцы казались ему совсем другими. Например, в центре он отметил про себя, что у врача большие глаза, однако здесь, в машине, этот замкнутый человек словно сменил обличье. Под острым носом тянулась тонкая бескровная линия губ. Круглые, глубоко посаженные глаза выражали жестокость. Курода хотел было обсудить с ним медицинские проблемы Экспедиционного корпуса, но вовремя сообразил, что вряд ли это получится. Утонченное лицо Пак Мёна скорее напоминало маску. Едва ли он был старше врачей-стажеров при медицинском центре, но по сравнению с ними выглядел сорокалетним. С лица его не сходило выражение настороженности; трудно было представить, что этот человек умеет улыбаться.