Чикако миновала несколько дверей, прежде чем дошла до холла с эскалаторами. Нос щекотал запах инсектицидов. Неужели они все еще распыляют средство от насекомых? В субботу в помещениях отеля появилось невероятное количество насекомых, и штаб пришлось перенести вниз. Все сошлись во мнении, что насекомые, скорее всего, развелись в тропической растительности, украшавшей отель. Когда Чикако пришла на работу, на окнах второго этажа были опущены пожарные шторы, и часовой велел ей идти на первый этаж. Было ясно, что что-то готовится. С верхнего этажа перенесли вещи: телевизоры, компьютеры, телефонные аппараты, кипы бумаг, канцелярские принадлежности, спальные принадлежности, комплекты военной формы и прочее. Из лагеря был вызван инженер, чтобы перекрыть все проходы наверх. Солдаты в панике стряхивали насекомых с одежды; некоторые скребли головы и копались в своем нижнем белье.
В женском туалете Чикако застала Ли Кви Ху, Ли Ги Ён и Ким Сон И, которые переодевались в новую форму.
— Что случилось? — спросила она.
— Мухи! Куча каких-то мошек!
Пол в банкетном зале и в туалете был усеян мертвыми насекомыми, которых Чикако никогда не видела. Работа почти полностью прекратилась, документы валялись в беспорядке.
Командующий Корпусом Хан Сон Чин, Пак Мён и Чо Су Ём сидели в холле, но, как только там появилась Чикако, они замолчали. Пак ответил на ее приветствие и сразу же спросил, как идут дела со швартовкой судов в порту. Чикако сказала, что вопрос будет улажен к трем часам дня. С Паком она говорила по-японски, но, понимая по-корейски, в разговоре офицеров различила слово «карантин».
Чикако нравилось ходить по красной ковровой дорожке, что вела из холла в банкетный зал, где было ее рабочее место. В помещениях чувствовался стойкий запах кимчи, смешанный с сигаретным дымом. Все офицеры Корё были страшными курильщиками. Чикако обратила внимание на то, что люди из команды Ли Кви Ху разместились в углу, усердно колотя по клавиатурам, составляя базу данных для прибывающих основных сил вторжения.
В другом углу работал телевизор. На экране показывали боевые корабли Сил самообороны и самолеты F-15 «Игл» на авиабазе Касуга. Впрочем, на это никто не обращал внимания, так как все присутствующие были уверены, что японцы не посмеют оказать сопротивление. По своим размерам помещение напоминало Чикако спортзал в ее школе. У входа висели фотографии Лайзы Миннелли и Уитни Хьюстон, словно обе выступали здесь. В зале стояло около двадцати столов, разделенных на три ряда. За ними сидели два десятка офицеров, занимавшихся вопросами пропаганды, стратегии, разведки, логистики и снабжения, строительства, медицинской помощи… Помимо этих специалистов, здесь же сидели люди из Специальной полиции, юристы, финансисты и транспортники. В зал постоянно входили рядовые солдаты, а также представители японских фирм.
Совещание в холле, судя по всему, закончилось — в зал вошли Пак и Чо. За недолгое время Чо Су Ём успел превратиться в местную телезвезду. Старший офицер о чем-то спросил его, и тот ответил, что собирается в офис телекомпании «Эн-эйч-кей Фукуока» готовиться к вечерней трансляции, во время которой будет говориться о прибытии северокорейского флота. Чо действительно выглядел весьма эффектно, и это объясняло его популярность среди женщин, но Чикако испытывала некоторый холодок рядом с ним. Дело было не в самом Чо — все без исключения корейцы вызывали у нее отторжение. Сначала Чикако не могла понять, в чем дело, но вскоре поняла, что виной всему присущая им грубость, которая была следствием нищеты и невежества. Корейцы выглядели на редкость неотесанными. Даже их женщины не брили подмышек и не боролись с растительностью на лице, а мужчины считали совершено нормальным, если от них разило потом. Особенно гадостно от них пахло, когда они брызгались дешевым одеколоном. Чикако была родом из небольшого провинциального городка на границе префектуры Кумамото и выросла среди подобных грубых людей. Только переехав в Фукуоку и поступив в колледж, она приобрела некоторые понятия о правилах хорошего тона — особенно в том, что касалось еды, косметики и моды. Чо и Пак хоть как-то старались следить за собой — остальные же были просто невыносимы. Кроме того, корейцы в своих взаимоотношениях проявляли послушание, которое граничило с рабским сознанием. Подчинение младших по рангу старшим было у них в крови, и при этом все они испытывали сильную неприязнь к чужим. С другой стороны, покорность можно было рассматривать как желание выполнить поставленную задачу, а недоверие и неприязнь к чужим — как искреннюю приверженность своим собственным идеалам. Все зависело от того, с какой стороны посмотреть.