8. ВРОДЕ КАК ВОЛШЕБНИК
Она появилась часа через три. И наверное, прошла бы мимо, если бы он не окликнул.
- Ты все еще здесь, - Юля опустилась на стул рядом. - Не ожидала, думала, домой уже уехал.
- Как она?
- Врачи говорят, вовремя привезли. Вроде за ней присмотрят. На самом деле, я не уверена. Тут кошмар какой-то: все носятся, куча людей, стоны и боль. Мне кажется, медики сами не знают до конца, что делают.
- Но делают.
- Делают. Я буду узнавать о ней и постараюсь помочь с документами. Наши и не такое решали.
- А ваши - это кто?
- “Дом добра”. Это организация, помогающая разным людям. Ты видел, как мы на фургоне еду раздавали. Там было написано “Добрая еда”. Это вроде как филиал. А вообще разным занимаемся: бездомные, инвалиды, малообеспеченные граждане. Но больше все-таки по бездомным.
Марк вспомнил красный контейнер и грязную обезумевшую очередь, готовую опрокинуть фургон. И “советскую повариху”, стойко державшую оборону.
- Сложная у вас работа.
- Это не работа, - улыбнулась Юля. - Это для души. Мы это называем “побыть волшебником”. Не представляешь, какая магия начинается, когда люди уже не надеялись, а тут им - хоп! - и помогли. А так я вообще-то фотограф. Ловлю в объектив красоту, которая ускользает от глаз. А ты кто?
Марк хотел было сказать, что он писатель, но почему-то смутился. По сравнению с Юлей, которая “для души” помогает сотням людей, его писательство выглядело как тщеславное хобби.
- Да так, пишу всякое. Вроде как… журналист.
- Вроде как журналист, - усмехнулась девушка. - Спасибо тебе, вроде-как-журналист. Ты сегодня без всяких “вроде” спас жизнь. Скорая бы точно не приехала, сам видишь. Так что ты теперь тоже немного волшебник.
Она встала, усталая и сильная, протянула ему руку. Марк машинально пожал ее, но все его сознание было занято синими-синими глазами Юли. Он вспомнил про то, как вообще оказался здесь, вспомнил про Фатум и про то, как страшно было утром потерять зрение на несколько минут. Он все еще не понимал, в чем его судьба, и подсказок становилось все меньше. Кроме глаз Юли, ничего больше не подавало ни малейших признаков цвета.
“Ловлю в объектив красоту, которая ускользает от глаз”
Тем временем она уже кивнула в сторону выхода.
- Ладно, пора мне. Я бы выдала тебе хоть шоколадную медальку, но у меня с собой только телефон. Даже ключи от дома в фургоне оставила. Надо ехать забирать.
- Давай я тебя подвезу, - он подумал, что у него будет еще одна возможность попытаться понять, что ему хочет сказать Фатум, но она покачала головой:
- Спасибо, но мне на метро быстрее. Да и выглядишь ты паршиво, честно говоря. Первый опыт всегда дается тяжело. Езжай-ка ты домой, юный волшебник.
Они вместе вышли из больницы. В черно-белом мире уже садилось ослепительное белесое солнце. Видимо, с час назад был дождь: на мокром асфальте застыли монохромные отражения зданий. Марк впервые подумал, что это действительно красиво: словно он попал в “Город грехов”.
У женщины рядом с ним не было красного платья, но ее глаза были тем ярким пятном, которое заставляло весь мир вокруг выглядеть иначе.
Она уже помахала ему и двинулась к метро, когда он набрался смелости ее окликнуть:
- Юля!
Она повернулась.
- Я могу еще приехать? Может, помочь как-то?
- Можешь, - она улыбнулась. - Только сначала выспись и подумай. Это сложно и больно. Насмотришься таких историй, каких видеть не хотел. Если этим заниматься, то постоянно. Залетных нам хватает. Погугли, если решишься. Офис у нас на Таганке.
Юля еще раз махнула рукой и скрылась за поворотом.
**
Выспаться решительно не получалось. Марк проворочался в постели до часа ночи, но усталость не была равна сну. Из головы не шло лицо бездомной, и юлины глаза, и вереница скорых, и длинная очередь грязных людей на Ярославском. Он лежал и думал, каково это - видеть подобное каждый день. И каково быть тем, кто приходит за бесплатным супом в красном контейнере по вторникам и четвергам. И как это - возить сотни людей в больницу, где им, скорее всего, даже не смогут помочь.
Он попытался переключиться с этих мыслей на сюжет своей книги про ученого, но понял, что не помнит последнюю написанную главу. Пришлось встать, включить компьютер и перечитать заново всю книгу. Вернее, попытаться: книгу он закрыл на половине, поймав себя на том, что пропускает целые абзацы.
Ему не было интересно. Совсем. Это была картонная история с нелепо созданным персонажем. Таким возвышенным, невероятно талантливым и пустым, что он мог бы стать примером пресловутого “Марти Сью”. Абсолютно дубовый герой.
Марти Сью - худшее оскорбление для писателя. Марти Сью - это идеальный герой, абсолютно непобедимый, с набором всех возможных талантов... и чудовищно неинтересный. Потому что Марти Сью - это, чаще всего, просто эго автора. Супергерой, которым автор не смог стать в жизни.
У Марка словно открылось новое зрение. Он пересмотрел по диагонали все свои рассказы, и большая часть из них показалась ему отвратительной. Он создал папку с названием “Костер” и перекинул туда почти все. Те немногие файлы, в которых еще был проблеск чего-то большего, чем тщеславие, он перенес в папку “Доработать”.
А потом открыл блокнот, в котором писал днем. И увидел синие буквы.
Несколько минут он просто пялился на текст, не пытаясь в него вникнуть. Догадка висела на границе сознания, но верить в нее было страшно. Потом решился; метнулся к коробке со всеми своими блокнотами, вывалил их на кровать и стал судорожно листать.
Здесь было примерно десять лет его писательских заметок; он хранил даже самые первые, когда еще писал просто для себя, не собираясь покорять литературные Гималаи.
Описания случайных женщин в метро, показавшихся ему прекрасными.
Короткие зарисовки событий. Словесные портреты случайных знакомых. Обрывки мыслей, путешествий, диалогов. Множество жизней, человеческий паззл, который он годами копил в коробке под кроватью, но по-настоящему ни разу не попытался собрать.
Марк и забыл уже про них. Сейчас он читал их так, словно написавший их был другим человеком.
Судя по всему, он и был. Потому что чем старше были записи, тем чаще в них попадались отрывки цветного текста. Несколько лет назад у него была страсть писать разноцветными ручками; как же он был сейчас за это благодарен.
Все его недавние заметки, блокноты с поглавниками книг или портретами персонажей - все было черно-белым и мертвым. Но в документальных записях, первых рассказах и старых заметках был цвет. Была жизнь.
Так же, как и в сегодняшнем блокноте.
Он провел эксперимент. Попытался написать что-нибудь про ученого зеленой ручкой - цвета не было. Тогда он перевернул страницу, вспомнил Юлины глаза и написал абзац про сегодняшний день - и уставился на изумрудные ровные строчки.
Снова перевернул страницу, стал описывать бомжа из Камергерского переулка - строчки были цветными. Начал придумывать историю про девочку из Турина - цвет остался. Увлекся, зафантазировал, перешел на описание персонажа-мужчины - снова монохром.
Видимо, существовала какая-то система. Марк сначала решил, что дело в документальности: но нет, строчки про девочку из Турина были, скорее, сказкой, и тем не менее оставались зелеными. Фатуму было все равно, про мужчину он писал или про женщину, все равно на события, на стиль, на длину строк, на ручку. Дело было в другом.
Пока он не понимал.
Но теперь у него была зацепка. И оставалась еще одна.
Марк вернулся к компьютеру и вбил в поисковик запрос “Дом добра Таганка”