Кэй не надеялась разгадать её. Этот район уже искали неделями. Но мало ли… Бабс Бэбингтон-Смит как-то попросили найти на снимках Пенемюнде объект, который, возможно, был прототипом немецкого реактивного истребителя — Мессершмитт-262. Она неделями пересматривала старые снимки с ювелирной лупой Leitz, пока не обнаружила на краю аэродрома крошечный крест — меньше миллиметра шириной, что соответствовало размаху крыла в двадцать футов. Кэй помнила тот самый момент открытия, сдержанное волнение Бабс:
— Послушай, Кэй, подойди взгляни на это.
И даже если бы ей удалось что-то найти — и что с того? Пусковые установки были мобильными. Почти наверняка их уже давно перевезли в другое место. Но это было лучше, чем ничего не делать; лучше, чем вернуться в барак и слушать, как Ширли Локк снова сморкается; лучше, чем лежать на койке и вспоминать тот ужасный миг перед ударом ракеты — и потом Майка, привязанного к носилкам, произносящего: Лучше не надо.
Она разложила рядом две фотографии. Одна была сделана буквально на долю секунды позже другой, с перекрытием в шестьдесят процентов; и когда она установила стереоскоп на складной подставке над снимками, изображения чудесным образом слились в единое трёхмерное. И всё же, перед ней была только монохромная крона леса — настолько плотная и равномерная, что отличить одно дерево от другого было невозможно. Но это её не останавливало. Она продолжала бы всю ночь, если понадобится — пока солнце опускается за Темзу, а в посёлке бараков за окном загораются огни — продолжала бы искать то, что скрывается в этом лесу.
5
В Схевенингене, при свечах, в углу зеркального обеденного зала отеля Шмитт — большого, потертого, но когда-то роскошного здания, ставшего штаб-квартирой и офицерской столовой, — полковник Хубер устраивал небольшой ужин в честь прибытия Бивака в полк.
Гость сидел по правую руку от него. По левую — также в чёрной, как полночь, форме СС — оберштурмбаннфюрер Карльхайнц Дрекслер, начальник службы безопасности. По званию он был равен Хуберу — очкастый, лысеющий, полный: совершенно не тот образ, каким представлялась «высшая раса», как всегда думал Граф. Напротив них сидели трое лейтенантов, командующих пусковыми батальонами: Зайдль — шахматист из Берлина; Кляйн — молчаливый, но способный инженер, поднявшийся с самых низов; и Шток — нервный человек, снимавший напряжение чтением вестернов по вечерам. В самом конце стола сидел Граф.
Пара ординарцев в белых перчатках подавала еду на довоенной фарфоровой посуде с монограммой отеля: жидкий капустный суп и неясные, почти мифические остатки древнего кабана, которого эсэсовцы подстрелили в лесу на прошлой неделе. Хлеб был, но картошки не было: большую часть картофельного урожая в Германии в том году реквизировали для перегонки в спирт — ракетное топливо. Как избалованные дети, Фау-2 отнимали еду у взрослых.
Хотя Хубер выставил на стол две бутылки шнапса в честь события и рассказал пару своих сомнительных шуток, атмосфера оставалась подавленной.
Узкий пятачок свечного света, отражённый в высоких зеркалах, только подчеркивал пустоту холодного обеденного зала и тьму, царившую за пределами освещённого круга.
Больше всего Граф хотел напиться. Он уже допил свой шнапс и с вожделением посматривал на ближайшую бутылку, размышляя, будет ли невежливо потянуться за ней, когда Хубер постучал ножом по бокалу и встал.
— Господа, как вы знаете, новая партия ракет должна прибыть к полуночи, поэтому нам нужно закончить пораньше, чтобы все могли немного отдохнуть в ожидании, — начал Хубер. — Но прежде чем разойтись, я хотел бы поприветствовать штурмшарфюрера Бивака в нашем полку. В пылу битвы слишком легко забыть, ради чего мы воюем. Назначение национал-социалистического офицера по политвоспитанию в германской армии — напоминать нам о нашем деле. Я хочу, чтобы вы все дали ему возможность поговорить с вашими солдатами до конца недели. — Он слегка поклонился Биваку.
— Мы рады видеть вас среди нас, штурмшарфюрер.
Бивак улыбнулся ему снизу вверх и кивнул.
— Сегодня мы произвели шесть запусков, — продолжил Хубер. — Отличный результат! Но давайте сделаем завтрашний день ещё лучше. Я хочу поставить перед нами новую цель. — Он окинул взглядом стол. — Покажем нашему новому товарищу, на что мы способны. Завтра мы выпустим двенадцать!