Водитель вернулся. Она закрыла глаза и притворилась, что засыпает, чтобы избежать разговора, но вскоре притворство стало реальностью, и она проснулась только тогда, когда фургон резко остановился и послышались голоса. Она открыла глаза.
На окраине города, над редкими полями, нехотя начинался день. За высоким забором из сетки-рабицы в сером свете вырисовывались ангары и диспетчерская вышка. За ними, по Уэстерн-авеню, тянулся утренний поток машин в Лондон. Водитель опустил стекло и разговаривал с военным полицейским с планшетом. Тот наклонился в кабину и попросил у Кэй документы. Она передала их. Он внимательно их изучил, пролистал несколько страниц на своём планшете. Всё это заняло подозрительно много времени — слишком много — и ей пришло в голову, что даже в самый последний момент неповоротливая бюрократия Министерства авиации способна ей всё испортить.
— Всё в порядке, мэм, — сказал он, возвращая документы. — Я провожу вас.
— Спасибо за поездку, — сказала она водителю. — И за чай. И за сигарету.
Она выбралась из фургона и последовала за полицейским через ворота, на территорию авиабазы. Ранее ей не доводилось бывать в Нортхолте, но всё здесь казалось до боли знакомым — точно таким же, как на базе в Бенсоне: ровный ветер, дующий над плоским аэродромом, повсюду витал сладкий, проникающий в лёгкие запах авиационного топлива, те же безликие одноэтажные здания, сделанные как будто временно, но ставшие постоянными, и знакомый, резкий треск «Спитфайров», заходящих на посадку или взлетающих. После болтливого кокни-водителя молчаливость военного полицейского была почти облегчением. Он провёл её за административный корпус, мимо пустых цветочных клумб, отделённых от дорожки белёными камнями, через узкую дверь и по тёмному коридору — в комнату ожидания, где по периметру стояли деревянные стулья, а у окна в стальной раме виднелась дверь, ведущая на бетонную площадку. Снаружи наземная команда заправляла большой двухмоторный транспортный самолёт. Она узнала его по таблице распознавания в Медменхеме. «Дакота». Вдали в ряд стояли с десяток «Спитфайров».
Она стояла у окна, наблюдая за подготовкой. На краю бетонной площадки появилась машина сопровождения Morris 8 — окрашенная в тускло-сине-серый цвет ВВС. Машина подъехала к самолёту и припарковалась. Из заднего сиденья выбрался коммандер Ноузли, выглядевший как строгий банковский управляющий. Он несколько секунд разглядывал «Дакоту», затем дёрнул за полы мундира, стараясь привести себя в порядок. С другой стороны вышла высокая, худая женщина средних лет в форме ВВС, с двумя полосками — знак звания флайт-офицера, на ступень выше, чем у Кэй.
Водитель начал разгружать багажник: деревянные ящики и несколько длинных тубусов, похожих на свёрнутые карты. Позади Morris остановился автобус. Из него, шумно хлопнув дверью, вышла румяная сержантка ВВС, за ней — с полдюжины женщин двадцати с лишним лет, весёлые, с чемоданами. За ними — секционные офицеры. Кэй насчитала семерых. Она с тревогой наблюдала за ними. Ей никогда не удавалось легко вливаться в уже сложившиеся коллективы, особенно в такие, где царило сплочённое веселье. Что-то в их смехе напоминало ей выездную игру школьной команды по лакроссу. Она взяла чемодан и вышла на площадку.
Никто не обратил на неё внимания. Девушки из ВВС уже выстраивались в очередь на посадку. Худая флайт-офицерша контролировала погрузку: техники загружали ящики в хвостовую часть. Ноузли стоял спиной, беседуя с пилотом. Кэй подождала, пока разговор закончится.
— Коммандер?
Он обернулся и в замешательстве уставился на неё сквозь толстые линзы очков.
Кэй отдала честь:
— Секционный офицер Кэтон-Уолш, сэр.
На его лице проступило узнавание.
— Да, конечно. Вы были в Министерстве авиации.
Он ответил на её приветствие и повернулся к флайт-офицеру:
— Сисили! — окликнул он. — Вот ваша новенькая.
Женщина раздражённо отвлеклась от своих дел и подошла, нахмурившись. Кэй отдала ей честь. У той было жёсткое, умное лицо, лишённое всякого юмора.
Ноузли сказал:
— Лётный офицер Ситуэлл — наш научный наблюдатель. А это секционный офицер Кэтон-Уолш из Мэдменхэма.
Женщина окинула Кэй скептическим взглядом:
— Мэдменхэм. Значит, умеете пользоваться логарифмической линейкой?
— Да, мэм.
— Логарифмы?