Он заглянул в мешок и достал четыре грязных картофелины. Подмигнул, победно улыбнулся:
— Voilà!
Кэй улыбнулась в ответ. Он украл их из чьего-то огорода, подумала она.
Предвкушая еду, семья Вермёленов повеселела. Арно снял промокший пиджак, уселся и стал снимать ботинки. Мадам Вермёлен вымыла картошку, бросила в кастрюлю и поставила на плиту. Открыла банку с рагу и переложила в другую кастрюлю.
Доктор ушёл в соседнюю комнату — мрачную, промозглую гостиную — и вернулся с бутылкой голландского яичного ликёра. Он разлил напиток по четырём крошечным рюмкам и протянул каждому. Он поднял тост — À l'amitié! — За дружбу! — и Кэй чокнулась с каждым из них. Сладкий, яичный вкус напомнил ей заварной крем — а значит, почему-то, и Рождество… от чего на мгновение стало особенно грустно.
— À l'amitié!
Кэй чокнулась со всеми. Напиток был сладкий, яичный, он напомнил ей заварной крем, а потому — Рождество. И на мгновение ей стало грустно.
Они сидели у печки, глядя на кипящую картошку. Доктор с горечью сказал:
— Немцы забрали всю картошку перед уходом — как будто у них в Германии своей нет!
Мадам Вермёлен подала рагу с картофелем. Доктор налил всем ещё по капле ликера. Все ели молча, с жадностью. Арно — с опущенной головой. Закончив, он доел и остатки с тарелки матери. Кэй пару раз с тоской взглянула на оставшуюся еду из коробки, но было ясно, что её берегут. При таком расходе хватит на неделю. Она мысленно упрекнула себя — завтра в офицерской столовой она поест нормально. После ужина мадам Вермёлен убрала посуду, затем нарезала каждому по квадратику твёрдого безмолочного армейского шоколада.
Арно спросил по-французски:
— Простите, мадемуазель, но почему вы в Мехелене?
— Боюсь, мне нельзя говорить.
— Но вы где-то рядом размещены?
— Честно говоря, я и сама не знаю где. Мне завтра в восемь на дежурство, и я не уверена, как туда добраться.
— Тогда мы нарисуем вам карту! Как называется улица — вы можете сказать? — Он улыбнулся. — Или это тоже секрет?
— Кажется, Конегин Астридлаан.
— Но мы знаем её, конечно! Главная дорога на юге. Там была немецкая штаб-квартира.
— Теперь там наш штаб.
Был найден лист бумаги, карандаш. Все трое Вермёленов, споря по-фламандски, нарисовали ей подробный план.
Она изучила аккуратные подписи, стрелки маршрута.
— Это далеко?
Арно пожал плечами:
— Минут пятнадцать пешком — не больше.
— Спасибо. — Она сложила карту и убрала в карман. — А теперь, пожалуй, мне стоит лечь спать — мне рано вставать.
— Конечно, — сказал доктор. — Позвольте проводить вас.
Наклоняясь за пальто, она заметила, что Арно наблюдает за ней.
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Спокойной. Пусть вам приснится что-нибудь хорошее.
В холле доктор настоял, чтобы сам нёс её чемодан. Она осмотрелась: высокий потолок, религиозные артефакты, тяжёлые деревянные двери. Слишком торжественно для обычного дома.
— Вы здесь принимаете пациентов?
Он рассмеялся:
— Je ne suis pas ce type de docteur! — Он открыл ближайшую дверь и включил свет. Кэй вошла следом. Это был кабинет, знакомый по Кембриджу: полки до потолка, заваленные книгами, стопки на полу и на столе, тяжёлые бархатные шторы, покрытые пылью, и резкий запах табака.
— До войны я преподавал в Антверпенском университете. Я доктор философии — что нынче, конечно, мало кому нужно.
— Напротив. Философия сейчас нужна как никогда.
— Верно! — Он впервые по-настоящему улыбнулся. Лицо его изменилось. Он оказался не таким уж старым.
На столе стояли старинные фотографии в серебряных рамках. Одна — два подростка на пляже с футбольным мячом. Она узнала Арно по густым волосам. Второй — младше. Похожи как близнецы, даже выражения лиц.
— У вас был ещё один сын?
Она сразу пожалела о вопросе. Его улыбка исчезла. Он взял фото.
— Это Гийом. Он погиб на войне.
— Мне очень жаль.
— Спасибо. — Он положил фотографию лицом вниз и жестом пригласил: — Пойдёмте?
Они поднялись на первый этаж. Узкая лестница вела выше, но доктор свернул в тёмный коридор. В конце включил свет и открыл дверь. Просторная, но пустая комната: ковёр, латунная кровать, тумбочка, комод, стул, столик, платяной шкаф. Бархатные шторы. Распятие над кроватью. Абажур с кисточками. Свет был тусклым, и, казалось, что в комнате не бывали годами.
Вермёлен поставил чемодан и указал через коридор:
— Ванная — там. Простите, горячей воды нет. Но Амандин может вскипятить чайник на кухне, если вы хотите.