Он указал на туалетный столик:
— Отойди, пожалуйста.
Она колебалась. Он мягко положил руки ей на плечи и осторожно отодвинул в сторону. Она наблюдала, как он открыл ящик. Рядом с ножом и пачкой армейских презервативов («Vulkan Sanex»), аккуратно разложенные на листе газеты, лежали обгоревшие фрагменты двигателя ракеты Фау-2, каждый не больше кулака. Он сразу узнал детали: часть турбинного насоса, охлаждающее сопло камеры сгорания, запорный клапан от бака с алкоголем, ещё несколько элементов.
— И что ты, чёрт возьми, собиралась с этим делать?
— Мне было интересно.
— Да брось! Говори правду!
Она пожала плечами:
— Думала, может, кто-нибудь заплатит.
— Кто? Англичане? Они могут подбирать это хоть каждый день на улицах Лондона.
— А кто сказал, что я говорила про англичан?
— Ты в Сопротивлении, да?
Она отвела взгляд, не ответив.
— Они просят тебя подслушивать офицеров, когда те пьют? Постельные разговоры... И передавать, что услышала?
Из соседней комнаты донеслись учащённые удары изголовья о стену. Женский голос вскрикнул. Всё стихло. Боже, подумал он, во что мы превратились?
Он начал запихивать фрагменты ракеты в карманы.
— Я забираю это. Если тебя с этим поймают — расстрел, без вариантов.
— А тебе-то какое дело?
Он закрыл ящик. Его руки были покрыты копотью, карманы оттопырены.
— Что ты хочешь знать? — резко спросил он. — Я могу рассказать что-то действительно полезное. Например, ракета ненадёжна — сейчас у нас отказ примерно у одной из десяти. Но главная проблема — нехватка жидкого кислорода. Наш главный завод во Франции захвачен. В Германии семь заводов, производят по двести тонн в день — хватает лишь на двадцать пять запусков. Передай своим: если хотят остановить ракеты, пусть не тратят силы на бомбёжку стартовых площадок — пусть бьют по заводам жидкого кислорода и железным дорогам.
Она нахмурилась:
— Ты сумасшедший, что ли?
Он сделал шаг к двери, но она преградила путь:
— Если спустишься слишком быстро, будут подозрения.
— Ладно.
Он снова лёг на кровать. Она села в кресло. Пару минут оба молчали. К его удивлению, первой заговорила она:
— Мы все думали, Германия уже проиграла. А потом ракеты — ушли и снова вернулись. Что это значит? Вы снова побеждаете?
— Нет, мы проигрываем.
— Когда?
— Скоро. Возможно, в следующем году. Давно ты в Вассенаре?
— Три месяца.
— А до этого где была?
— В лагере. За кражу.
— Откуда ты?
— Гронинген.
— Это на севере?
Она кивнула.
— Есть шанс сбежать? Я бы достал машину. Ты могла бы спрятаться на заднем сиденье.
Он и сам понимал, насколько это нелепо.
Она покачала головой:
— Слишком далеко.
Из соседней комнаты послышались шаги. Хлопнула дверь. Чьи-то шаги удалялись по коридору.
— Мне стоит пойти к ней — проверить, в порядке ли она. А ты можешь уходить.
У двери он достал бумажник и отсчитал двести марок.
Она покачала головой:
— Заплати Ильзе.
— Нет, это тебе.
— Я же ничего не сделала.
Она открыла дверь.
Он в нерешительности задержался:
— Ну… удачи.
Он убрал деньги обратно в бумажник и спустился вниз.
12
Что можно сказать в пользу будильника Кэй — того самого, что она получила от матери в день, когда её призвали в женские ВВС, — так это то, что он ни разу не подвёл её, как бы крепко она ни спала. Его звон был пронзительный, дробящий, будто сверло вонзалось прямо в ухо. Она металась рукой по незнакомой поверхности, пытаясь его отключить. В блаженной тишине, которая наступила, она поднесла светящийся циферблат к лицу. Шесть тридцать.
Она упала обратно на тонкие подушки. Комната была совершенно тёмной. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить: она не в Англии, не перед началом смены, а в Бельгии — и на войне! Она осторожно выбралась из-под одеяла и нащупала выключатель на стене. Внезапный свет ослепил её. Поверх ночной рубашки она накинула шинель и взяла косметичку. Осторожно приоткрыла дверь и прислушалась. Дом молчал. Она на цыпочках перебежала через ледяной коридор в ванную.
Обычные утренние ритуалы она сегодня сократила — боялась опоздать и, кроме того, было слишком холодно. Она ополоснула лицо ледяной водой, почистила зубы и так яростно расчёсывала спутанные волосы, что казалось, будто сдирает кожу с головы. Вернувшись в комнату, обнаружила, что одежда как будто накрахмалена холодом. Пальцы онемели и почти не слушались, когда она застёгивала пуговицы и завязывала галстук. Наконец, одевшись, она аккуратно заправила постель и принялась изучать карту под абажуром. Маршрут, который вчера казался сложным, а теперь — и вовсе неразборчив. Как она найдёт дорогу в этих зашторенных, тёмных улицах, если даже фонарика у неё нет?