— Что ж, вы, похоже, устроили целое представление.
— Так точно, сэр.
— Хотите что-то сказать по этому поводу?
— Только то, что сожалею, сэр.
Мужчины обменялись взглядами.
Ноусли спросил:
— О чём именно вы сожалеете?
— Мне не следовало хранить в комнате материалы, касающиеся нашей работы — это было непростительное упущение. — Она запнулась. — И мне не следовало вступать ни в какие отношения с кем-либо из местных жителей.
— Речь идёт о младшем сыне, так?
— Да, сэр.
— Вы раскрыли ему информацию о нашей миссии?
— Нет, сэр. Абсолютно ничего.
— Но он пытался выяснить, чем вы занимаетесь?
— Он задавал вопросы, но я ничего не сказала. Хотя, конечно, я привлекла к себе внимание.
Она поморщилась при воспоминании о своей глупости. — В свою защиту могу сказать только, что не знала о симпатиях семьи к немцам.
Майор произнёс:
— В вашу защиту скажу, что, по всей видимости, они не были сторонниками немцев. Младший сын — да, очевидно, но остальные трое, похоже, просто пытались его прикрыть. — Он взглянул в папку. — Он сам вызвался вступить в ряды немцев в 1941-м, вскоре после вторжения в Советский Союз. Таких, как он, тогда были тысячи по всей оккупированной Европе. Им продавали сказки о крестовом походе за христианскую цивилизацию. Ему было семнадцать. Его часть серьёзно потрепали на Восточном фронте, их вывели с передовой. Похоже, он дезертировал и вернулся к мамочке с папочкой буквально накануне нашего прибытия в Бельгию.
Кэй переварила эту информацию — совсем не то, чего она ожидала.
— Можно задать вопрос, сэр?
— Спрашивайте.
— Если он был дезертиром и прятался, как он сумел рассказать немцам о нашей работе?
— А он и не рассказывал.
Много лет спустя, каждый раз, когда её мысли случайно возвращались к Арно — а это случалось редко, — она вспоминала именно этот момент как худший.
Майор продолжил:
— Примерно в час ночи Служба радиобезопасности перехватила коротковолновую передачу из Мехелена в Берлин, удалось отследить — сигнал шёл из жилого дома в центре. Здание было оцеплено, жильцов допросили, провели обыски. Радиопередатчик нашли в квартире местного учителя. По данным наших друзей из сопротивления, он давно был под подозрением как коллаборант, но у них не было доказательств, и его оставили в покое. — Он замолчал на мгновение. — Думаю, вы уже догадываетесь, что я скажу дальше.
Она опустила голову:
— Да, сэр.
— Офицер Колвилл провела часть вечера в квартире этого человека. Она настаивает, что ни о чём, связанном со своей работой, ему не говорила, а он отказывается давать показания, хотя почти наверняка будет повешен как шпион. Но… — он закатил глаза с недоверием и разжал одну из своих тяжёлых, похожих на лапу, ладоней — скажем так: содержание радиоперехвата говорит об обратном..
— Она очень неосторожна, — заметил Ноусли.
— Боже… — выдохнула Кэй. — Бедная Барбара.
— Бедная Барбара, — кивнул майор.
— Что с ней будет?
— Она уже на пути в Англию. По секрету — вряд ли её будут судить. Нам нечего предъявить в суде.
Ноусли добавил:
— Однако, с высокой долей вероятности, она потеряет офицерское звание и будет переведена на другую должность.
— А семья Вермёлен?
Майор пожал плечами:
— Это дело бельгийцев. Думаю, тюрьма — как минимум. Простить им вряд ли кто-то захочет, как вы могли заметить.
— Да, сэр.
— Что подводит нас к вам — сказал Ноусли. Он подался вперёд и внимательно посмотрел на неё. — Хотите вернуться в Мэдменхем или остаться здесь? Не могу гарантировать, что немцы не запустят ещё одну ракету в нашу сторону, но, скорее всего, они уже поняли, что это бессмысленно. А если и запустят — значит, одной ракетой меньше по Лондону.
Кэй удивлённо посмотрела на него. Она поднималась по лестнице в уверенности, что её уволят, а теперь ей предлагали выбор. Она вспомнила восторг прошедшего дня — ощущение, что впервые в жизни она действительно воюет, нанося удар врагу. На самом деле выбора не было.
— Я остаюсь, сэр. Спасибо.
— Хорошо. Я сообщу лётному офицеру Ситуэллу. Сегодня переночуете в комнате Колвиль, а завтра утром заступаете на дежурство.
Она поднялась, отдала честь, взяла чемодан и пальто.
— Можно спросить, сэр — запускали ли немцы сегодня ещё Фау-2?
— Только одну, — ответил Ноусли. — Но, похоже, она дала осечку. Не полетела ни на какой объект, насколько нам удалось определить. — Он сделал рукой скользящее движение, изображая траекторию. — Просто взмыла прямо вверх, в космос.