Он развел руками, откидываясь на неудобную спинку. Север пробурчал с недовольством:
— Благородный барон сам решает свои проблемы!
— Но не когда сосед ужешарит по твоим карманам! — громко сообщил Эббет. — И хуже всего, что ты продал земли с темной историей не кому-нибудь! Это твой, а теперь отчасти и наш соратник, но ты решил его подставить. Не знайя тебя много лет, решил бы, что вместо благородного барона передо мной сидит человек с гнилой душой!
Фарук и Озомат промолчали, но переглянулись с таким видом, что Север потемнел еще больше.
— И в мыслях ничего такого не было! — сказал он. — Сказано же: думал, есть еще время, а там уж как-то разберемся…
— Ты хотел сказать: само рассосется? — мрачно сказал Фарук, оставив, наконец, в покое рукав. Север зарычал возмущенно, но тот продолжил, не обратив на это внимания: — И что дальше? Я с тобой познакомился позже, чем остальные, мне теперь тоже ждать удара в спину?
Север вскочил из-за стола, с грохотом уронив стул, лицо жарко горело от стыда. Эббет смотрел на него, выпятив подбородок.
— Успокоились оба! — заорал я, ударив кулаком по столу так, что звякнули нетронутые блюда, а кувшин едва не завалился набок. Когда все повернулись в мою сторону, продолжил спокойнее: — Нам нужно в первую очередь решатькак мне выбираться из ситуации.
— Да что тут решать? — пробубнил Север. Он поднимал стул, старательно отводя взгляд. — Денег ты еще не давал, так что считай, земли мои, так что ты и ни при чем, получается.
— Не получается, — я помотал головой. — Алана вздернул я лично, на территорию Тошильдера вторгся с вооруженными людьми, так что теперь это и моя война.
Все согласно закивали. Я показал удаль, малыми силами задавив мятеж, буквально взял эти земли, когда на их не было власти, пусть и формально. И получил я все эти проблемы из-за того, что Север втянул язык в… И вот, кстати, прояснить бы еще вот такой вопрос:
— И где войско, что должно быть тут на такой случай?
— Нету. — Север помялся, словно что-то взвешивая, потом объяснил: — У нас с Тошильдером был договор: я увожу людей, а он придерживает Алана, чтобы тот не мутил воду.
Над столом повисла звенящая тишина. Север опустил голову, глядя на всех исподлобья, словно защищаясь, продолжил:
— Все было оговорено при свидетелях! Я… ну что мне оставалось делать? Он мне все руки выкрутил!
— Ты понимаешь, что сам, вот этими руками, отдал эти земли? — спросил Озомат, глядя на друга со странным сожалением. — Хоть сам кричал на каждом углу, что этого никогда не случится, пока жив хоть один Магатт?
— А потом все же продал, — проворчал Фарук негромко.
— Продал! Не потерял! — парировал Эббет. — И не кому-то, а сэру Томасу!
— Ну, что скажешь? — спросил Озомат, не дождавшись ответа.
Север сопел, лицо налилось дурной кровью, но он вдруг как-то осел, уменьшился в размерах. Зазвучал его тихий голос:
— Это все верно, я поступил, как последний дурак. Но я все равно потерял бы Северное, рано или поздно Ирвин способ нашел бы! И силой его было не взять, после того суда мне вообще ничего нельзя! Я и теперь ничего против него не могу!
— А вот тут ты не прав, — не согласился с ним Озомат. Он потер подбородок, переводя невыразительный взгляд с меня на опустившего голову барона. — Это не твои земли, а сэра Томаса. И все судебные обязательства теперь не имеют силы.
Все подняли взгляд на сутулую фигуру за столом. У меня в груди шевельнулась надежда, Север тоже приободрился. Озомат поймал наши вопросительные взгляды, качнул головой:
— Если он попробует сунуться на вашу территорию, сэр Томас, вы можете обвинить Тошильдера в нападении и объявить войну.
Эббет с Фаруком возбужденно загалдели, им вторил Север. После объяснений друга он оживился, но Озомат повысил голос, продолжая:
— Тем более, что повод для вторжения у него теперь имеется: мало кому понравится, когда вешают его брата.
— Ничего, и этого тоже вздернем! — кровожадно вскричал Эббет, вскидывая кулак.
Я молчал. Предложенный Озоматом выход из ситуации годился для Севера, но никак не для меня, о чем я и сообщил остальным.
— Благородные бароны упускают, что ваш дорогой друг своими руками избавился от войска, в то время, как бойцы Тошильдера не только многочисленны, но и превосходно обучены.
— Я не избавился от них, а отправил в восточные земли, — сказал Север. Я отмахнулся:
— Этоничегоне меняет. Когда сосед перейдет границу, мне останется только вызвать его на бой.
— Мы можем помочь, — развел руками Эббет. — Я дам сотню, даже две.
— Я тоже, только моим дольше придется добираться, — согласился Фарук.
Озомат также подтвердил, что поддержит меня. Север, хоть и храбрился, выглядел подавленным. Он пообещал привести всех, кого сможет. Они погрузились в планирование, откуда-то на столе появилась довольно точная карта, сдвинув окончательно остывшие блюда, все склонились над ней, водили пальцами. Наконец, Озомат откинулся на спинку стула, и сказал:
— Все получится. Если, конечно, Тошильдер отложит нападение на пару недель, а это самое трудное.
— Вы хотели сказать — невозможное? — спросил я. — Или у вас есть что-то такое, что заставит его на время забыть, кто расправился с бастардом Аланом?
— У меня есть соображения по этому поводу, — кивнул Озомат с самым серьезным видом. — Не две недели, но дней десять у нас будет.
Он порывисто поднялся, звякнуло железо доспеха, который не делал его фигуру более внушительной, скорее, наоборот, показывал, насколько он худ.
— Я отправляюсь обратно в город, оттуда разошлю гонцов и дождусь возвращения остальных. Вам, — он указал на Севера, Эббета и Фарука, — придется остаться тут с Томасом. К своим воинам гонцов отправите сами.
Мы проводили Озомата до ворот. Он забрался на свою спокойную лошадь, махнул рукой:
— Вернусь с остальными, держитесь!
Когда за ним закрылись створки, мы вернулись в дом. Настроение было гадостное. Ощущение нависшей беды вытягивало силы. Мы снова разместились за столом в каминном зале, где слуги уже убралисьи теперь сноватаскали горячее. Север попытался заговорить со мной, но я отказался, постаравшись, чтобы это не выглядело грубым. Сейчас не до этого, терпеть пустой треп только для того, чтобы бароноблегчил душу, я не собирался.
Вдруг в голове что-то щелкнуло. То же самое ощущение присутствия, что накатило в лесу, когдако мне вышла ведьма! Голоса я не слышал, но появилось желание выйти из-за стола. Извинившись перед баронами, поднялся и пошел к выходу. На дворе никого не было, ноги уже привычно отсчитали три ступени, понесли по каменным плитам в сторону ворот. Остановиться удалось не сразу, но я с удовлетворением отметил, что ментальный нажим ослаб. И тот час в голове появилась чужая мысль, четкая и понятная: ограда кладбища, стены церкви, тяжелые двери, которые, как я откуда-то знал, не заперты. Ментальное давление снова увеличилось, меня повлекло вперед.
— Да подожди ты! — ругнулся я вполголоса. — Сейчас приду!
Отперев калитку, вышел за стену. Долгий день заканчивался, но красные закатные сумерки еще долго будут освещать все вокруг. Добравшись до церкви, я оглянулся, всматриваясь в окна домов, а особенно в темноту дворов. Сердце колотилось, как бешеное. Дверь открылась легко и без скрипа: Евхаристий успел смазать перед побегом.
Внутри было темно, как в могиле. Закатные лучи, проникающие через загнанные под самую крышу окна, только сгущали тьму внизу. Я постоял, прижавшись спиной к двери, пока глаза не привыкли к мраку. В глубине проступили очертания алтаря, слабо блестело огромное, во всю стену, солнце. И здесь, в зале, был кто-то еще.
Япочувствовал движение, а мгновением позже меня коснулось слабое электрическое поле. По телу прокатиласьслабаяволна, зрение прояснилось. Ко мне в вихре силовых линий двигалась ведьма, длинный плащ опускался до самого пола, так что казалось, что она парит, не касаясь грубых досок.
— Обязательно было появляться тут? — спросил я грубо. — Если нас увидят…