В море вода солона и горька, да рыбка сладка. И не в этих бочках ей лежать, а на столе его величества рабочего человека, что счастье земле несет…
Солнце приближалось к полудню, когда Егор Шишелов открыл дверь сарая, где хранились неизвестно чьи изъятые из обращения браконьерские сети.
«Сам улетел, а я разделывайся тут, оформляй всякие бумажки, жди, когда хозяин объявится, облает тебя, как собаку, что три шкуры дерешь».
— Бог помощь, свояк! — услышал он за спиной воркующий голос. Егор не удивился. В Устьянке и окрестных деревнях почти все приводятся свояками. Куда ни оглянись, везде Шишеловы да Хозяиновы. Иной раз и не знаешь человека в лицо, но порасспроси, и выходит — родич. Здесь тот братан тебе, тот сват, тот кум.
— Сушишь, свояк? — услышал Егор.
И хотя не знал, с какой стороны доводится Кузьмичу родственником, но слово обрадовало.
Кожевин сказал, что случайно проходил мимо и заглянул побалакать. Мимоходом поинтересовался, где начальник. Мол, ночевать не является что-то.
Егор покосился на старика, подумал: «Без дела зря не сунется, не тот мужик».
— Чего лясы точишь, выкладывай! — пробурчал он, как обычно.
— Дельце, оно, конечно, есть, не без того завернул…
Они присели на опрокинутую лодку.
— Забрали у кого-то?
— Хозяина ждем. Часом не твоя? — Шишелов усмехнулся, обнажив желтые гнилые зубы.
— Вижу, и я к ней руку приложил. Моя работа. Только запамятовал, кому сробил.
Григорий Кузьмич ласково погладил лодку ладонью и похвалил Егора за доброе дело: Трофима весной выручил, он тоже родней приводится.
«Все вынюхал старый хрыч!» — подумал Шишелов.
Старик поинтересовался, когда новоселье. Со строительством у Егора не ладится, полы набирать некому, плах не хватает.
— Что ж раньше не сказал? — удивился Кожевин. — Устрою. Лесок-то имеешь?
— Около дома лежит пять дерев. И взаправду выручишь?
— Не совсем еще свихнулся под старость. Племяш у меня в промкомбинате.
Егор думал. Туго строиться стало. Не обойтись без помощи. А тут свояк. Век прожить — не реку весной на лодке переехать. Не задаром, конечно, но как родному человеку откажешь. Что ты сам, без своих? Нуль без палочки.
Снова вспомнились Егору проклятые машины шифера, за которые пришлось отвечать в райкомхозе. Людям раздал тогда, а сам на бубях остался. Свояк-то свояком, но дело щекотливое, как бы снова не прогореть.
— В накладе не останешься! — старик засеменил к воротам.
— Ивашкины?
— Дружки, чай!
— Лешак с ним, пусть приходит, когда стемнеет.
— Благодарствую! — и Григорий Кузьмич начал перечислять, откуда берет начало их родство, так долго перечислял, что Егор окончательно запутался. Разберись попробуй. Свояк, и ладно.
Вечером Быстров встретил Шишелова у ворот инспекции. Осмотрелись по сторонам. Зашли в склад. Быстров взвалил на плечи тяжелую ношу.
— Больше прихватил! — спохватился инспектор.
— Спишешь! А нам пригодится, — и быстро щелкнул себя по горлу, что на всех языках означает одно и то же.
Жил Шишелов далеко от инспекции, в нижнем конце села, где Печора круто заворачивает на Север. Пока доберется домой, поздний вечер наступает. С транспортом в Устьянке плохо. Появился как-то новенький зеленый автобус, да шофер-самоучка вскоре с моста спустил…
Как ни спешил сегодня Егор домой, а ноги сами повернули к дому Кожевина. «Всего на полчасика», — сказал он себе.
Хозяин стоял у крыльца, разговаривая с кем-то.
— О, проходи, дорогой, проходи, — заулыбался Кузьмич.
При тусклом свете сорокасвечовой лампочки Егор дернул в сенях два ковшика бражки.
— Родственница принесла отведать! — сказал старик.
Егор даже крякнул от удовольствия. Кровь заходила по жилам: два ковшика не два стакана.
Ох эта бражка, которую северяне ласково зовут кваском! Я пивал не раз, на свадьбах и просто так, с простыми смертными и министрами районного масштаба — на всех одинаково действует. Семидесятилетние старики, по четырнадцать внуков имеющие да внучек не меньше, плачут за столом, что мамка рано оставила, сиротой сделала в пятьдесят лет, мужики помоложе целуются, перепутав своих законных со сватьями…
В избу Егор вошел навеселе. За столом сидел Быстров. Шишелов посмотрел на бутылку, презрительно поморщился, увидев надпись «Вологодский завод», буркнул:
— Сучок!..
Бумажная пробка ударила в потолок. Нехотя, но выпил все же Егор, как не чокнешься с Кузьмичом. Очки его вскоре упали на пол, глаза сузились, язык стал заплетаться. Забыл, где стоит.