«Дора» подходила к заречному берегу.
И в такую погоду инспекторы не могут рассчитывать, что нагрянут врасплох. «Дору» выдает характерный стук мотора — будто молотком по наковальне бьют. Надеются на другое: приехать раньше браконьеров, встретить их.
Раза два лодка натыкалась на что-то, песок скрипел под днищем, после жаркого лета из-под воды повылазили отмели. К берегу не подойти.
Замлилов привстал.
— Огонек! — он показал рукой в темноту. — Опоздали мы…
Егор ничего не видел, даже очки не помогли. Огонек вспыхнул и погас — спичкой чиркнули…
— Выключай мотор! — тихо сказал начальник. — Меня высадишь, жди! Понадобишься — окликну.
«Дора» остановилась. Волны то и дело перекатываются через палубу. Дождь хлещет по лицам инспекторов.
Игорь попробовал достать ногами дно. Совсем мелко оказалось. Он сбросил плащ, чтобы не мешал, шагнул к берегу, но оступился. По грудь искупался. Но разве это имеет значение, если сверху льет не переставая, если впереди ждет неизвестное? Где-то за спиной остался Егор, сидит сейчас на корме, накинув капюшон на голову, прислушивается — только ветер шумит да волны о песок бьются.
Старший рыбинспектор спешит в темноте к месту, где стоит чья-то лодка. Или показалось? Сквозь шум ветра донесся приглушенный говор. «От дождя, наверно, парусиной накрылись, пережидают, — подумал Замлилов, — совсем рядом».
Кто-то дернул ручку мотора, и Замлилов нажал кнопку карманного фонарика. При слабом свете его увидел, как выпрямились три спины.
— Прошу!..
Тупой удар по голове сбил Замлилова с ног. Падая, он успел подумать, что попал в ловушку, что не нужно было оставлять Егора в лодке.
Яркое солнце радужными осколками блеснуло перед глазами и покатилось вниз. К пристани причалил пароход. Игорь услышал голос дочки: «Папуля!»
«Приехали, но почему не подходит ко мне, испугалась чего-то?»
Замлилов пытался встать, царапая руками песок. Большие узловатые пальцы искали опору.
Затарахтел мотор. Кто-то смачно выругался в темноте: «Прыткий, мать его».
…Шлепая днищем о гребни волн, лодка браконьеров пронеслась мимо Шишелова. Егор услышал голоса:
— Как бы в хвост не сели.
— Они дождутся! — и глухо щелкнул курок ружья.
Егор втянул голову в плечи. Притих. Дождь, несколько стихший, полил сильнее. Шишелов забрался под навес.
«Вот жизнь… — думал он. — Не тронь — и тебя не тронут. Менять место надо. Но куда податься — дом недостроен…»
Игорь очнулся к рассвету.
— Егор! — крикнул он, приподнявшись, но из горла вырвался лишь сдавленный стон. Замлилов снова свалился на песок, обхватив руками разбитую голову…
Женщины на ферме после сказали им, что по ночам тут пошаливают, но кто, не знают. Разве в темноте усмотришь? И спать мужики ложатся рано — вставать чуть свет, днем на заготовке кормов наравне со всеми трудятся. Только приметили как-то: по трое-четверо сюда ездят.
Когда взошло солнце, Игорь снова пришел на отмель. У самой воды лежала мичманка. Волны успели покрыть ее за ночь зеленым илом. Почистив фуражку, старший инспектор постоял у заплеска.
О чем думал он в эти минуты? Может быть, вспомнил, что так же когда-то под Ленинградом волны выкидывали на морской берег бескозырки моряков, замывали тела молодых ребят в полосатых тельняшках. Война была. А тут свои люди!..
— Не заметил кто? — спросил он у Шишелова.
Егор ответил не сразу.
— К другому берегу понеслись. «Москва» у них. Пробовал перехватить — не получилось.
Замлилов привязал к веревке небольшой якорек и бросил в воду. Ни одной задевы не лежало на дне реки в этом месте. Знают, где плавать. Браконьеры знают, а Егор? Река с виду спокойна, но коснись — то сетью корягу зацепишь, то на трубы, оставленные буровиками, напорешься, иногда вместо рыбы утопленный геологами трактор попадет — и такое случалось.
И в жизни так. Живет Егор не хуже других, но все чаще кажется ему, на задеву сел и не знает, как сняться. Муторно на душе у Егора, точно в ненастный осенний день. И виноват в этом лишь сам.
— Вчера звонили из сплавконторы, — сказал Замлилов, — устье Сулы кто-то наглухо перекрыл, сплывной катер сеть на винт намотал. Твой участок, Егор!