— Ерунда. Уговор — дороже денег. Не станут же в заготконторе отказываться. План по отстрелу не выполнен. Правда, по времени припозднились, так это тоже обговорено. Чушь какая-то. Без пол-литра не разберешься. А лейтенант-то каков — еле на ногах держится, а виду не показал. Ничего парень, ничего!..
В Спиридоновке между тем лесник Машенцев слег. Не знал, удивлялся, как это болеют люди, а тут вернулся с делянки, прилег отдохнуть и не встал.
— Притомился я, наверно, Фатина, — сказал он утром племяннице. — Годы не те. Голова что-то тяжеловата и поясницу ломит.
Его пухлые руки бессильно лежали поверх ватного одеяла, редкие русые волосы слиплись от пота, ямочки на щеках стали сизыми.
— Может, за фельдшером сбегать? — обеспокоенно спросила Фатина.
— Обойдется. Вот полежу немного и встану. Метель вечор сильная была, продуло, видно.
А к вечеру поднялась температура. Старик бредил.
— Матвеевна, а Матвеевна, — звал он жену, словно она могла прийти на его зов.
Фельдшер, девчушка, работающая в деревне первый год, не знала, что и делать. Она понимала: воспаление легких, надо бы в райцентр везти, но как… Самолет вызвать, но для этого надо кого-то послать в Нерицу, в сельсовет, да и погода не летная. Гонца все же послали, надеясь, что вертолетчики из экспедиции выручат, но пока прояснило, Павел Алексеевич пришел в себя.
— Спасибо, милая, — сказал он то ли фельдшеру, то ли Фатине. — Приболел я? Про вертолет-то вы говорили?
— Мы. В больницу вам надо.
— Дома отлежусь. Полегше стало. Не надо докторов.
Старику и впрямь полегчало. Только осунулся, на себя стал не похож.
Егорыч, узнав о болезни дружка, тут же в Спиридоновку прикатил.
— Ты чего это, Пашка? — сказал он, сбрасывая малицу и присаживаясь на табуретку. — Надумал тоже. Весна скоро. С кем весновать буду? Вот тебе и дружок, надейся на такого, — узловатые пальцы старика уже вынимали из продуктовой сумки, сшитой из клеенки, столь же старой, как и ее хозяин, какие-то свертки и банки. И пиджак он тут же сбросил.
— Душно у вас, — проговорил Егорыч. В своей видавшей виды толстовке, расстегнутой у ворота на одну пуговицу, он оказался не по годам моложавым. — Ты бы самовар, девонька, поставила. Без чая какая беседа? — сказал он Фатине.
— Уже кипит! — послышалось из кухни.
До приезда Вокуева в доме было тихо, Фатина старалась, чтоб половицы не скрипнули, когда дядя спал. Стоило ему губами пошевелить — она уже тут. И фельдшерица не отходила от старика все эти дни.
— Они про вертолет говорят, — Машенцев приподнял руку и показал на дверь. — Так ты того, не давай. Слышь? — он поманил Вокуева к себе. — Боюсь я, Егорыч. Столько лет лесником, а не летал ни разу. Страшно там…
— Без докторов обойдемся. Ладно! Я вот тебе малинки привез. Заварим сейчас с Фатиной. Да и травки целебные есть. Испей и полегше будет. А доктора я уговорю. Надо будет — на лошадке тебя увезу: оттепель на дворе. Как тебя угораздило? Вот и надейся… — он покачал головой и поправил сползшую на лоб седую прядь.
— С лесоучастка одну вез, расчет взяла, а она с девчонкой. В летнем пальтишко дите. Ну и… закутал в полушубок. А фуфайка-то не греет. Ветерком прохватило, видно.
— Ну, ну!.. Не вставай, лежи. Я погощу у тебя покудова. Дружок, чай. Мы тебя с Фатиной быстро на ноги подымем.
Вертолет, вызванный по радио из сельсовета, прилетел, когда надобность в этом отпала. Вокуеву не пришлось уговаривать врача. Доктор, столь же молодой, как и спиридоновский фельдшер, осмотрев больного, сказал, что кризис миновал, оставил необходимые лекарства и улетел. Это не помешало Егорычу вечером шепотом, чтоб не слышала Фатина, рассказывать:
— Я его и так, и эдак — ни в какую. Заберу, говорит. В больницу его, говорит, надо. А там погорчей пилюль — уколы начнут делать. По десять штук в день. Взвоешь! И здорового в могилу сведут. Был я однажды там… Еле уломал доктора. Под твою, говорит, личную ответственность, Егорыч, оставляю. Так что гляди у меня, Пашка. Оба в ответе. Чего морщишься-то? Сказал доктор: «Четыре раза в день по две таблетки принимай». Мы тебя, Пашка, быстро на ноги поставим.
И действительно, Павлу Алексеевичу день ото дня становилось лучше. В глазах не стало лихорадочного блеска, с губ исчез белый налет, он уже начал расчесывать гребнем бороду, прикидывать, как они с Егорычем весновать будут.
И Фатине с приездом Егорыча стало легче. Она не знала, как и благодарить старика.
— Надумала тоже, — посмеивался Вокуев. — Чай, дружки. Про меня бы Пашка такое узнал — тоже бы приехал. Когда меня сучьями задело, — лешак сунул к той сосне, — кто знал, что она так падать будет, он чуть лошадь не загнал. Гляжу, руки у мужика трясутся, где, говорит, Егорыч, жив ли? А мне только плечо и поцарапало. Мясо-то на мне немного, кости да жилы одни. Полежал, да и встал.