— Добрый он…
— Знаю. Дружки, чай. Так, как вы порешили-то?
Этот вопрос застал Фатину врасплох. Она думала, что Егорыч не слышал ее разговора с бывшим мужем. И двери были прикрыты, и говорили тихо, чтоб только двое знали.
Она давно ждала этого прихода. Давно знала, что скажет. Ни до свадьбы, ни после Финоген не был ей близким. И как тогда согласилась на уговоры, сама не понимает. Может, думала: поживется — слюбится. Финоген хоть и буян, но не из самых плохих мужиков. Похуже его есть. У него из рук ничего не валится. Когда бы другая жена, может, у него по-другому жизнь пошла. Не любит его Фатина. И он знает это. Сердцу не прикажешь. А сам присох нежданно-негаданно.
И ждала этого разговора Фатина, и боялась, зная нрав Финогена. Как-никак, а жена, на развод еще не подавали, хотя давно не живут вместе. И зачем он приехал? Нашел бы другую где. По-доброму, по-хорошему развелись бы. Жизни-то все равно не будет. И что за напасть такая: муж рядом, а ее к другому тянет, к непутевому, а у того семья. Но он чувствует это. Не зря заходит, не зря кепку в руках мнет. Сколько лет уже, а все жалко, что разминулись тогда, не сказали друг другу главного. Она ждала, а он не понял. Сказал бы — без свадьбы, супротив воли родных, его половиной стала бы, на край света бы за ним пошла. Быть бы вместе, а там хоть трава не расти. И сам не пошел на поклон, и за собой не позвал. А теперь еще забота — забрали его, срок дадут, говорят…
Всего ждала Фатина, но только не такого Финогена, каким он явился.
— Присесть-то можно? — спросил.
— Не чужой. Знаешь, куда шапку положить.
— Знать-то знаю, да на все твоя воля. Ну как?
— Чего об этом говорить. Я тебе давно сказала.
— Уезжаю я, Фатина. Утром. Попил, погулял, на тебя издали посмотрел и хватит.
— Спасибо, что не куражился.
— Не все же худым быть. Если отец варнак, то и сын тоже?
— Я тебе ничего не сказала…
— Сам вижу… Да белый свет без тебя не мил. Вместе бы, да не поедешь. На беду, знать, наша свадьба была.
— Я не печалюсь, а тебе чего? Послушай, Финоген. Добра тебе хочу: брось дурью маяться. Берись-ка за ум. Невеста найдется. Получше меня девки есть.
— Так, как порешили-то? — переспросил Егорыч, глядя на Фатину, которая молча сидела у окна.
— По-доброму. Плохая я ему жена. Другую ему надо.
— Слышал я ваш разговор. Хорошо, что ласково обошлась. Добром можно горы свернуть. Не получилось у вас что-то. Ни к чему друг друга мучить. Верно вы порешили.
— Боюсь, запьет он без меня. Вина на мне будет.
— Не бойся. Финоген упрям. Истый чалдон. Сказал: «Еще услышишь!» — так оно и будет. Я его знаю. Он чего-то про Федора баял?
— Да так… Донос-то Ипат в район послал. По злости. Делят они что-то между собой.
— А ты тут при чем? — старик испытующе, из-под бровей, глянул на Фатину.
Она смутилась, зябко поежилась, поправила сползший с плеча платок.
— Я-то? Не знаю.
— Все еще помнишь? Люб?
— Люб, дядя Ваня. Да что поделать.
— Дурьи головы. Сечь вас надо вместе с Пашкой. Одной вицей бы. Э… Люди! Все выгоды ищем. В ней ли счастье? — сказав это, старик осекся и, заметив, что Фатина вот-вот расплачется, положил на ее голову свою худую руку, погладил, как ребенка.
— Ну-ну! Еще с тобой возиться… Хватит нам и Пашки…
Фатина улыбнулась сквозь слезы.
— Ты думаешь, старик ничего не знает? Егорыч все подметит, хотя слова не скажет. Пугнул вас единова, когда вы… — старик усмехнулся, — целовались… Мне аж завидно стало, что годы ушли. Ненароком наткнулся… Знал бы, в сторону свернул…
— Это когда я платок под березой оставила?
— Во-во!.. Вспомнила!
— А мы-то бежали, перепугались. Злых-то языков много…
— Добрых людей больше, девонька.
Не знал Егорыч, что в этот вечер ему придется услышать еще одну исповедь. Когда Фатина ушла в телятник, Машенцев позвал друга.
— Подложи-ко подушку повыше. Хочу я тебе, Егорыч, одно слово сказать.
— Как будто не надоел еще? Ну, говори.
— Чую, хоть и поправляюсь, долго мне не протянуть. Дерево, если загниет, то долго не простоит. Погодки-то наши уже…
— Ну-ну, Пашка. Ты чего это? Нам еще с тобой невест искать надо, а ты… Гм! Тоже дружок называется.
— Слушай. Как брату скажу. Грех на мне лежит. Тяжкий грех. Невмоготу больше носить. Клавка-то не зря болтала. Есть в лесу крест… Своей рукой заменял не раз. Никифора-то Ипат убил!.. А мне бог судил к реке супротив их выйти в то время. Видел все… Перепугался я. Ипат меня тоже увидел. Пристращал, зарок взял молчать. А он, этот зарок, вон как обернулся. Один грех, видно, другой тянет. Принудил он, а то, говорит, на тебя заявлю, докажи потом, что не ты убивец. Уговор молчать свадьбой скрепили. И сам не знаю, как попутал меня варнак, чем улестил. Испужался я тогда больно, думал и впрямь засадит, а кому охота в тюрьму. От него всего жди, а с него как с гуся вода. Перед Фатиной я и на том свете буду в долгу. Не скинет с меня господь этого греха. Кому ее в дочери отдал… Осподи, прости меня, окаянного.