…Мы отправились в бор. Мачтовые сосны нашли у соседнего болота.
— И жердей нарубил, и сосняк разредил, — сказал Николай. — Я еще билета не брал, завтра надо в лесхоз заглянуть, оформить.
Около реки затарахтел трактор.
— Нам лес с баржи тащит. Осталось настил сделать — и мост готов, хоть танки по нему пускай, старый-то вот-вот обвалится. А ездим больше не на лошадях, а на машинах. Пошли-ка к нам чай пить. Еще успеешь набродиться. День длинный.
Около нового моста через реку горел костер. Чай был готов. Выпили по кружке-другой. Перекурили, и мужики снова взялись за топоры. Как ловко ходят они в их руках, щепа ровная, одна к одной. Удар наискосок и удар вдоль бревна. Рубанка не требуется. Я любовался ими, заслушался перестуком и незаметно задремал. Они работали, а я спал на чьем-то плаще, и мне слышался перезвон горбуш в кустах, где когда-то прикоску сделал, снился вечерний туман, сам я, бегущий по росе, и голос отца: «Ведрие пало. Еще бы денька два, и отстрадались бы».
Открыл глаза и снова зажмурил — ветер донес с лугов хмельной аромат северного разнотравья. Над пожнями струились воздушные потоки. С вышины неслись трели жаворонков. Над озером парила скопа. Может быть, та, которую я лет пять назад видел? Ей сверху озеро до дна видно. Помню, в такой день шел по правому берегу и приостановился на краю косогора, около первых елок. Глянул на озеро и застыл в удивлении. Показалось на миг, что это и не озеро вовсе, а чаша, наполненная рыбой. И вся рыба шла в одном направлении — к солнцу.
Сколько разного случалось тут. Лет пять назад, когда я какое-то время работал в селе, приехал ко мне погостить старый друг Иван Кильдюшев. Он на телевидении был тогда, но куда бы ни залетел, всюду возил с собой в брезентовом чехле пару бамбуковых удочек, лески, набор различных крючков и блесен.
— Своди, — говорит, — на Яму. Грешно не побывать там. У меня времени лишь до вечера. К ночи в экспедицию попасть нужно. Вертолет пойдет.
Долго ли завести мотор и проехать какие-то десять километров? Мы моторы не уносим с берега домой. Никто их не трогает. Лишь от дождя порой парусиной накроешь. На озере я лодчонку держал. Пришли туда — через два наволока, две грязи, березовый колок, — глянул Иван с берега на Яму, и глаза у него заблестели, худощавое лицо покрылось румянцем, вся нескладная фигура словно выпрямилась, руки задрожали, когда начал удочки из чехла вытаскивать.
Жаркий день стоял. Пот по нашим лицам градом катился. Дышать, кажется, невозможно было. А на озере как фонтанчики били. Это плотва, подъязки гуляли, хватали, выпрыгивая из воды, крохотных бабочек-поденок, а те все летели и летели. И непонятно было, откуда они взялись. Никогда раньше я не видал их в таком множестве. Я сел за весла, Иван на корму, и лодка медленно поплыла по плесу.
Вокруг нас играла рыба, но поплавки оставались неподвижными. Напрасно старался Иван закинуть удочку в середину стаи — плотва тут же отошла в сторону. И это — на озере, где я ловил с ранней весны и до поздней осени, когда уже хлопья снега кружились в воздухе!
В этот день я чувствовал себя неловко, старался обнадежить друга, что, знать, время клева еще не подошло, но его не обманешь. Сам понял: не жди в этот день удачи.
— Кошениной на лугах пахнет, — сказал Иван, сдвинув на затылок шляпу и поправляя очки.
Долго мы сидели тогда, вспоминая прежние встречи, разные случаи на рыбалках, уловистые места.
— Не огорчайся. Сам вижу — рыбное озеро. Давно таких не видал. Ближе к ночи окунь будет брать, но нам возвращаться пора. Мы еще с тобой сюда вернемся. В стогу поспим. Верно?..
Чей-то голос окликнул меня. Николай, воткнув топор в бревно, подсел рядом, протянул мне пачку папирос.
— Мастер же ты спать, — усмехнулся он. — На такой жаре! В тень бы прилег. — И повел разговор о городской жизни, дотошно расспрашивая, что да как, да почему. Я неторопливо отвечал, а сам смотрел на строящийся мост и думал о ребятишках, которые скоро прибегут сюда, чтобы прямо с него, под самый нос сплывающих вниз по течению сорожек, закидывать червячка и вытаскивать серебристую с крупной чешуей и красными ободками у глаз рыбку. И мы так делали.
— Плывет рыбешка-то?
— Попадается на глаза. Правда, меньше, чем раньше, но есть все же. Были уже тут ухорезы.
— Когда?
— Когда мы жерди в бору высматривали.
— Я их видел. Ночевал у одного костра.
— Слушай, — спросил Николай, — а где твой приятель, смешной такой, в очках, худючий, как глиста. Помнишь, приезжал? Еще на первый вертолет опоздал, все руками с досады разводил.