— Но это ж... это ж, — возмутился Яков, — беззаконие!
— А ты ему скажи, — усмехнулся писарь, — и зафитилишь вслед за Рыгором.
— Но надо ж что-то делать.
— Что делать? Рядовых сюда впутывать не стоит, но старшине надо дружно противостоять Серко, всем вместе Только так мы можем свалить его. Он у всех уже в печёнках сидит И, сдаётся мне, государю тоже насточертел.
Но не старшины свалили Серко. Скрутила кошевого болезнь. Через несколько дней по возвращении на пасеку он, кособочась от боли, поплёлся в сарай. Выбрав сухие доски, начал строгать их. Жена, заглянув в сарай и увидя мужа за работой, удивилась.
— Иван, шо ты робишь?
Тот долго молчал, но видя, что жена не уходит, ответил:
— Домовину себе гоношу, мать.
— Христос с тобой, Ваня, — испуганно закрестилась женщина. — Зачем говоришь это?
— А чтоб тебе лишних хлопот не было Ступай, готовь обед. Пока я жив, кормить же надо.
Жена, обливаясь слезами, варила борщ. Но муж, воротясь из сарая, отхлебнув две ложки, отодвинул чашку.
— Ну съешь же ещё чуток, — попросила жена. — Я варила, старалась.
— Не можу, мать. Борщ добрый, но я уж не в борщ.
После обеда, передохнув часок, отправился Серко в сарай доканчивать работу. До самой темноты доносился оттуда визг пилы, стук молотка.
На следующий день, не услышав звуков из сарая, жена пошла туда и, заглянув, вздрогнула. Муж её лежал в гробу Несколько мгновений стояла, оцепенев от страха, но, увидев, как Иван скосил на неё глаза, вздохнула с облегчением.
— Ваня! Как ты меня напужал! Зачем ты так?
Серко сел в гробу, отвечал, горько усмехаясь:
— Вот обживаю последнее жило своё. Надо будет стружек подкинуть, шоб помягче было...
С того дня каждый день стал Серко ложиться в гроб и подолгу лежать в нём, привыкая к мысли о смерти. Чуял он её приближение. И хотя хотел умереть именно лёжа в гробу — не «посчастливилось» напоследок. Умер Иван Дмитриевич внезапно, когда шёл в сарай. Упал, и всё. И случилось это 1 августа 1680 года.
Глава 39
ГОСУДАРЬ УКАЗАЛ
— Царствие ему небесное, — сказал Фёдор Алексеевич и перекрестился.
И войсковой писарь Быхоцкий, стоявший перед ним, увидел, сколь искренне опечален государь вестью о смерти кошевого Серко.
«Господи, знал бы ты, государь, об этом Серко, сколь наплёл он тебе во вред паутины», — подумал Быхоцкий, но говорить не стал, памятуя, что о покойном плохо говорить не принято.
— Очень даровитый был Иван Дмитриевич, — вздохнул государь. Очень.
«Даровитый на пакости тебе»
— И кого же избрали в кошевые?
— В кошевые, великий государь, выбран на Раде есаул Иван Стягайло.
— Что он за человек?
— То добрый казак, государь, не в пример иным прочим, предан твоей милости.
Войсковой писарь был доволен, что лягнул-таки покойного, не упоминая имени его, ввернув в ответ «иных прочих». Но государь словно и не понял намёка, продолжал сожалеть об умершем:
— Жалеть усопшего лепш всего, заботясь о его семье осиротевшей. Кто остался у Ивана Дмитриевича?
— Жена, великий государь. И сын.
— Обязательно жене надо назначить содержание. — Государь взглянул на Лихачёва. — Михаил Тимофеевич, озаботься этим. А сын у него в каком возрасте?
— Сын много старше тебя, государь. И он уж пристроен. — Быхоцкий не мог скрыть удовлетворения оттого, что спрошен о сыне кошевого.
«Теперь-то через Петруху узнает государь Серковы козни. Догадается».
— ...Сын Серко Петро хорошо пристроен, государь. Он при короле польском обретается в сотниках.
— Ну и слава Богу, что в возрасте, — сказал Фёдор Алексеевич спокойно, не удивившись, не возмутившись сыном Серко.
Это несколько обескуражило войскового писаря, рассчитывавшего, что государь разгневается на Серко, на его плутни. И тогда решил рассказать он об Апостольце.
— Незадолго до смерти Серко приезжал к нему королевский посланец Апостолец, государь, и как нам известно стало, вёл с ним тайные переговоры супротивные твоему царскому величеству.
— В чём эта супротивность была?
— В том, что Апостолец и старшине говорил, что приехал узнать, в чём, мол, Сечь нуждается, чтобы король мог помощь прислать. А за помощь Сечи с неё обычно плату кровью требуют.