Вот и тут решил он позабавить старшего брата, поди, не знает тот такой игры. Татьяна Михайловна вовремя угадала намерения дурака, прикрикнула:
— Ванька, не смей. Софья, не видишь, что ли?
Царевна Софья только брови насупила строго, глазами Ивану крутнула: пшёл вон! Иван побаивался старшей сестры, эта может и по загривку ощеучить, а рука у неё тяжёлая. Отошёл к окну к своим игрушкам.
— Ну что делал ныне, Федя? — спросила Татьяна Михайловна, передвигая первую фигуру. Спросила не столько из интереса, сколько из желания начать хоть с этого разговор. — Чтой-то ты утомлённый очень.
— Да отправлял думного дьяка Хлопова в Забайкалье. Наставлял.
— Экую даль-то. А зачем?
— Города повелел строить в Даурье и по Селенге.
— А зачем они нам там?
— Как же? Там Китай рядом, границу стеречь надо. Вот Кирилл Осипович Хлопов будет там и строить, и служилых людей на охрану ставить. Ему там дел выше головы будет.
— Да, да, да, — поддакивала Татьяна Михайловна, мало вникая в то, что сообщал племянник, а лишь придумывая, как ей перейти к главному. — Держава велика, что и говорить, Федя. О ней надо заботиться, это ты прав. Но вот ты за сегодняшний день хлопочешь. Верно?
— Почему? А крепости в Забайкалье разве лишь для сегодняшнего дня? Не ходи сюда конём, он же под ударом будет.
— А и верно. Как же это я не подумала. Ты меня не так понял, Федя. Я не за крепости говорю, я за царство. Тебе бы пора, Федя, о наследнике подумать. Пора, пора.
— Ты опять лезешь под удар, тёть Тань.
— Фу ты Господи, этому коню жить надоело. — Татьяна Михайловна задвинула коня назад, чтоб он разговору не мешал. Помолчав, продолжила: — А наследника, Федя, в капусте не найдёшь, жениться надо.
— Что-то меня не тянет на женитьбу. Да и не по-людски это: едва первую жену схоронили и уж вторую брать. Погодить хоть с год надо.
— Что ты, Федя! Годить может кто из простых, у которых ничего нет, кроме зипуна. А на тебе царство, тебе о наследнике в первую голову думать надо.
— А что наследник? За ним дело не станет, вон Петьша подрастает.
Тут уж не удержалась Софья Алексеевна, встряла в разговор:
— Ты что, с ума сошёл, братец? Да твой Петьша назавтра же зашлёт нас к чёрту на кулички.
— С чего бы ему вдруг вас засылать-то?
— А то не догадываешься? Где ныне Нарышкины дядья его? Вот то-то. Их отзовёт, а нас туда, а может, и дальше куда.
— Да вроде он не злой, Пётр-то.
— Пётр-то, может, и не злой. А мачеха-то Наталья, она ведь за свою родню всё нам припомнит. Первым делом Матвеева из Мезени вытащит. А тот уж выспится на нас.
— Т-так. Тёть Тань, тебе шах.
— Ах ты Господи, как же это я.
Татьяна Михайловна досадливо поморщилась, склонившись над доской. С разговором-то не следила за игрой — и вот те шах едва ли не на восьмом ходу. Прикрыла короля пешкой.
— Вот так. Пусть ишо подышит.
— Вы что, меня хоронить, что ли, собрались?
-—Да ты что, Федя? С чего взял-то?
— Как «с чего»? Наследника уже мне ищете. А мне ведь всего двадцать лет.
— Феденька, да живи ты хоть сто лет. Разве мы об этом. Мы о будущем державы печёмся. Неужто не понимаешь? У меня доси Агафья и Илья в сердце.
— Да понимаю я всё, тёть Тань, но и вы меня поймите!
— Феденька, милый. Всё мы понимаем, всё. Мы ведь и сами ревели как коровы, когда Илья помер. Сочувствуем тебе до глубины души. Но ведь ты царь, Федя! Царь!
— Ты вон своего «царя» береги, Татьяна Михайловна. Опять ему шах.
— Ах ты Господи. Совсем припёр к стенке мово королишку. Я вот сюда его.
— Сюда нельзя.
— И правда. Э-э, так ему мат, кажись?
— Выходит, что мат.
Далее игра уже была не нужна, Фёдор был втянут в нужный разговор, и тут уж царевны насели на беднягу: «Надо жениться». И лишь тогда выпустили его из верхней горницы, когда добились от него если не согласия, то хоть слова обнадёживающего: «Ладно. Я подумаю».
В своей опочивальне, растревоженный разговором с царевнами, он опять долго не мог уснуть и, поворочавшись, повздыхав, окликнул постельничего:
— Иван Максимыч, ты спишь?
— Нет, Фёдор Алексеевич, как можно.
— Был вот у тёток ныне. Насели на меня — женись да женись. Как ты думаешь, хорошо ли это будет?
— Фёдор Алексеевич, дорогой, конечно хорошо. Ты царь, молодой, тебе жену край иметь надо.
— А патриарх?