Гетман не стал посвящать Алмазова в планы предстоящего похода, который он, объединившись с Ромодановским, должен был совершить на Чигирин. Из Москвы в Путивль для поддержания этого похода уже шёл с войском князь Василий Васильевич Голицын.
Всё же людям военным удалось убедить государя, что в Чигирине должно стоять московское войско, а не казачье, которое, по слухам, пересылается с султаном. Последнее почти в каждом своём письме утверждал гетман Самойлович.
Однако Самойлович с Ромодановским решили, что переходить Днепр со всеми войсками не стоит. Поэтому они остановились не доходя ста вёрст до Днепра и вызвали в шатёр стольника Григория Косогова, имевшего под рукой пятнадцать тысяч московского войска, и бунчужного Леонтия Полуботко, командовавшего четырьмя полками.
— Господа, — сказал Ромодановский, — мы с гетманом решили именно на вас возложить главную задачу — взятие Чигирина. Лучше, если вы убедите их сдаться без боя. Потом приведёте всех без исключения к присяге великому государю. А Дорошенко вы должны убедить сдать клейноды, обещая ему прощение всех его вин и царскую милость.
— Кому он должен сдать клейноды? — спросил Полуботко.
— Мне, — сказал князь. — На это я был уполномочен ещё покойным государем.
Когда бунчужный со стольником ушли, Ромодановский сказал гетману:
— Надеюсь, ты понимаешь, Иван, почему я не сказал «нам».
— Догадываюсь, Григорий Григорьевич. Щадишь самолюбие Дорошенко.
— Отчасти, Иван Самойлович, отчасти. Но главное, у него не должно остаться никакой зацепки для отказа. Если б ему сказали, что клейноды надо сдать гетману Самойловичу, он бы взъерепенился: я тоже гетман! Вы два недруга, а я меж вами лицо постороннее, да ещё и с полномочиями Алексея Михайловича. Мне сдавать гетманские клейноды будет ему легче и не столь обидно. Но, как ты понимаешь, булаву у него принимать мы будем вместе.
Чигиринские казаки встретили Косогова и Полуботко на подступах к городу внезапным лихим налётом. Со свистом и визгом налетели они на передовой отряд Полуботко, те. хватаясь за сабли, ругались почём зря:
— Чи ви сказылись, суки!!!
— Чи ви погани! Свиняччи потроха!
Заслыша родные ругательства, чигиринцы быстро поостыли, стали огрызаться:
— А вы тоже хороши. Вместо хлеба пушки на нас везёте.
— Так вы ж бунтуетесь.
— Хто вам набрехав?
— Хана до себя зовёте.
— Брехня.
— Королю присягаете.
— Да мы шо, не православные, чи шо?
Леонтий Полуботко, выехав вперёд и пристав в седле, закричал:
— Хлопцы, я бунчужный Полуботко, послан князем Ромодановским, шоб сказать вам, никто вас воевать не собирается. Мы пришли, чтоб укрепить город от хана, а главное, принять от вас присягу на верность великому государю Фёдору Алексеевичу.
— И токо-то?
— И всё. Поэтому бросим сабли в ножны, кто ж их на брата подымает. Подымем лучше чарки с горилкой за встречу.
— Верна-а, бунчужный!
— А горилка е?
— Есть в обозе на Янычарке.
— Раз сулив, веди до обозу.
Чигиринцы и полуботковцы смешались, не спеша поехали в сторону речки Янычарки. Полуботко нашёл Чигиринского сотника, командовавшего группой.
— Вот что, сотник, в обозе наперво строй своих орлов к присяге, а потом уж к бочке.
— Ведомо, сперва дело, а потом уж пьянка.
— Да и пьянке не час. Выпьете по чарке-другой и ворочайтесь в Чигирин, пусть выходят все на присягу.
— И гетман?
— А гетмана Дорошенко зовёт к себе князь Ромодановский. Он ждёт его за Днепром. А на присягу пусть идёт и весь церковный клир. Поди, доси здравие покойному государю возглашают?
И уж к обеду потянулись из Чигирина на Янычарку присягать великому государю казаки, ковали, скорняки и попы. А те из казаков, кто был горазд на выпивку, те и по два раза удосуживались поклясться в верности «великому государю Фёдору Алексеевичу», не скрывая от товарищей:
— Уж шибко горилка у Полуботко добрая.
Бунчужный опытным глазом замечал таких «двойников» и даже «тройников», но скандала не подымал, напротив, они его даже веселили: «Бисовы дети! Хоть чёрту за чарку присягнут».
На склоне дня прискакал из Чигирина сотник к Полуботко.
— Гетман до себя зовёт.