Два Паца — гетман и канцлер прямо сказали Тяпкину:
— Пиши, скорее пиши государю, чтоб наши войска соединить.
— Что же вы на соединение пошлёте, панови, если вы уступаете султану всё: и свои и чужие владения?
— Какие чужие?
— А Украина Левобережная чья? Разве ваша?
— Но, пан Тяпкин, то ваша вина, что не хотели войска наши соединить!
— Но вы ж сами продление перемирия обставили столькими условиями, что вступило в противоречие одно с другим.
— Но поймите и нас, что утопающий и за бритву хватается.
Комиссары были посланы тайком от русского резидента, хотя гетман Пац и обещал Тяпкину его присутствие при заключении договора с султаном: «Обойдёмся без этого невозможного русского».
И когда Тяпкин явился за объяснениями к подскарбию коронному Морштину, тот сам начал с упрёка:
— Мы очень удивляемся, что государь ваш не объявил нашему государю о взятии украинских городов.
— Ещё больше удивится царское величество, — отвечал Тяпкин, — что ваш государь, презрев договоры, заключил мир с султаном, не договорившись с царским величеством, даже и мне, резиденту, который должен был присутствовать при переговорах, объявить не велел.
— Мы это сделали поневоле.
— И что ж вы уступили султану?
— Подолию с Каменцом. Украина оставлена за казаками по старым рубежам, кроме Белой Церкви и Паволочи.
— А кому отошла Белая Церковь и Паволочь?
— Нам, разумеется.
— Ну что ж, вы туркам уступаете, а великому государю приходится силой забирать вами уступленное. Да вы ещё и обижаетесь, что берёт государь эти города, вам не объявляя.
— Вот государь ваш Дорошенко сманил, а ведь гетман этот сносился с ханом и султаном. Не боитесь его?
— Это всё слухи.
— А дыма без огня не бывает, пан Тяпкин.
Но Тяпкин не брал этого на веру, понимая, что поляки, злясь на Дорошенко, хотят просто опорочить его, и в донесении очередном писал: «Слухам этим нельзя совершенно ещё верить, только надо соблюдать большую осторожность и проведывать о нём сущую правду, или, для большей его верности, жену его, детей, братьев, тестя и тёщу держать в Москве, а ему обещать большую государскую милость и награждение, чтоб верно служил: потому что много поляки из зависти с сердца на него клевещут, желая, чтобы он пропал. Боятся его, потому что он воин премудрый и промышленник великий в войсковых поступках, все их польские франтовские штуки не только знает, но и видел. Король, сенаторы, гетманы и всё войско про него говорят, что нет такого премудрого воина не только на всей Украине, но и в целой Польше».
Сейм утвердил Журавинский договор с султаном. А 21 марта 1677 года король, позвав к себе Тяпкина, повёл его в сад, где опять клялся в совершенной и бескорыстной любви к великому государю.
— Пан резидент, пиши все мои слова, чтоб царское величество не подозревал меня ни в каком лукавстве, но ©читал бы меня верным братом и ближним другом. Мир этот с турками не сладок мне, принуждён я к нему страшными силами поганскими, которые мне нельзя было одолеть без помощи...
Тяпкин согласно кивал головой на эти королевские признания, и ему искренне становилось даже жалко своего высокого собеседника, а временами он ловил себя на мысленном желании погладить короля по голове, как обиженного ребёнка: не плачь, малыш, найдутся твои цацки.
Глава 18
ЗАПОРОЖСКАЯ СЕЧЬ
С великим трудом и страхом добрался стряпчий Перхуров на трёх подводах до Запорожской Сечи. Вёз он туда государево жалованье и грамоту, которые должны были обнадёжить запорожцев в поддержке Москвы. Сечь произвела на стряпчего удручающее впечатление: избы, более похожие на сараи, не имели даже нар, казаки спали прямо на земляном полу, до сотни в одном таком сарае. Все были грязные, оборванные, и, если что блестело на них, так это оружие.
Кошевой атаман Иван Серко оказался сухопарым высоким стариком с седой головой и небольшой седой же бородкой. Глаза с насмешливым прищуром, нос горбат, как у турка.
— Государево жалованье — это хорошо, — сказал Серко. — А то мы считали, государь забыл о нас. Если кто и помнит, так это гетман Самойлович, да и то лишь для того, чтоб вредить нам.