— Время, государь, — закачали головами бояре.
Все знали, что после обеда Фёдор Алексеевич вряд ли придёт в Думу, но разделить с ним трапезу за великую честь почитали: с одной тарелки с царём едывали!
Турецкий султан изволил внимательно выслушать царскую грамоту и посланцу Москвы Поросукову сказал следующее:
— Я, как и твой государь, мечтаю о мире меж нами и приму его предложения, но лишь после того, как будут Чигирин и всё Правобережье уступлены нам и как будет признан князем Украины Юрий Хмельницкий, который, как и мы, печётся о счастье своего народа.
— Я передам твою волю своему государю, — отвечал стольник Поросуков, не смея возражать султану, не только потому, что не имел от царя на то полномочий, но и потому, что, возражая султану, мог запросто загреметь в тюрьму. Такое в Царьграде бывало нередко.
Поздно вечером Поросуков отправился к Царьградскому православному патриарху, о чём его ещё в Москве наставили: «Обязательно зайти к патриарху, он нашей веры и великую любовь к России питает, он многое знает и обязательно сообщит нечто важное о турских злоумышлениях. Обязательно навести патриарха».
Патриарх встретил прибывшего издалека единоверца по-домашнему, в чёрной рясе без всяких украшений, лишь с крестом на животе, которым и осенил гостя. Дал приложиться к руке.
— Ну что, сын мой, султан, чай, не пошёл на уступки?
— Ни на шаг, святый отче.
— У-у, чрево басурманское ненасытное. Чем более хапает, тем более алкает.
— Что бы ты мог передать, святый отче, моему государю?
— Во-первых, скажи великому государю, что я желаю ему добра, как себе царствия небесного, и о чёрных замыслах неприятеля Христова объявляю: султан турецкий этим летом с войсками своими поганскими устремляется на Украину и желает из-под державы его царского величества владения Петра Дорошенко отобрать, а потом и всей Украиной овладеть.
— А как считаешь, святой отец, они надёжны на свой успех?
— Вот то-то, что не очень. У них кто-то там пророчествует, что они царским величеством побеждены будут. Поэтому султан, боясь этого пророчества, сам пойдёт только до Бабы.
— Через море не пойдёт, значит?
— Нет. А на Чигирин пошлёт визиря с ханом да с Юраской Хмельницким.
— Хмельницкий в прошлом году едва не попал в плен к нашим.
— Надо бы было.
— А монашество с него снято? Не по твоему ли благословению, святый отче?
— Что ты, сын мой. Хмельницкий снял с себя монашество своевольно.
— А разве так можно?
— Нет, конечно. Но он желал себе освобождения из неволи, а ещё ж и княжества и гетманства. Но какой он князь, если у визиря как пёс на цепочке сидит.
— А визирь не просил за него?
— Визирь ко мне несколько раз присылал просить за Юраску снять с него монашество. И грозил даже. Но я не внял ни просьбам, ни уговорам, Юраску не принял. Даже отдаривался от визиря. Он ко мне человека с просьбой: прими, мол, Хмельницкого. А я ему какую-нибудь золотую безделушку шлю с благодарностью за внимание ко мне.
— Так и не приняли?
— Так и не принял богохульника и вероотступника, и не приму. Великому государю передай моё благословение и пожелание удачи в борьбе с поганским войском. Я молю царское величество ради церквей Божиих и веры христианской, чтобы Чигирина и Украины султану не уступал, а если уступит, то не только Малой России, но и государству Московскому тяжек будет неприятель.
Когда Поросуков собрался уходить, патриарх передал ему несколько серебряных монет.
— Возьми для откупа, сын мой.
— Какого откупа? — не понял стольник.
— За тобой наверняка два или три соглядатая притащились. На улице заждались уж. Если шибко надоедать будут, сунь им по монетке, они и отстанут. Каждый свой хлеб зарабатывает как умеет. Они вот шпионят за христианами. Если спросят, зачем приходил, скажи, мол, за благословением на обратный путь.
Глава 25
БОИ ЗА ЧИГИРИН
Иван Иванович Ржевский, прибыв в Киев, не нашёл там ничего из обещанного: ни подвод, ни хлеба, ни войска. Встретил лишь нежинского полковника Барсука, с которым был хорошо знаком по прошлой службе.
— О-о, Иван Иванович, — обрадовался Барсук. — Сказывают, вы воеводой в Чигирин назначены. Значит, опять вместе.
— Значит, вместе, полковник. Только вот воевода-то есть, да ничего у него нет. Гетман должен был подводы с хлебом доставить, их нет. Ромодановский полк обещал, тоже нет.