— У тебя есть на то основания, Иван Самойлович?
— Есть, — сказал гетман, встал и, приоткрыв дверь, позвал дежурного казака. — Иди и призови ко мне Чуйкевича. — Потом опять сел к столу, пояснил Украинцеву: — То мой канцелярист, недавно воротился из Сечи, он тебе всё расскажет. А то, я смотрю, в Москве мне не верят, когда я пишу о происках Серко.
— С чего ты взял, что не верят? Верят.
— А почему, чтоб ни сотворил Серко, мне все велят прощать ему. Если б запорожцы помогли под Чигирином, может, всё по-другому бы обернулось. А то помогали, да не нам — татарам. Вот придёт Чуйкевич и пораспрошай его за Сечь, за Серко. Я уйду, чтоб ты не думал, что я его подучаю.
— Ну зачем уж так-то, Иван Самойлович. Мы тебе верим. Просто у государя сердце такое, он и не таким, как Серко, вины отпускает, воров милует, шибко жалостлив. Даже жён-мужеубийц не велит окапывать, хотя это испокон было на Руси заведено. Говорит: «Доброго мужа жена не убьёт». Не поспоришь ведь. Государь.
Чуйкевич явился. Это был молодой в щегольском чекмене казак с лихо закрученными усами. Встал в дверях, стройный, готовый к услугам.
— Роман, — сказал гетман, — расскажи государеву человеку Емельяну Игнатьевичу о своей поездке в Сечь, всё, всё, ничего не утаивая. А я пока пойду распоряжусь по хозяйству.
Гетман всё же решил уйти, и Украинцев счёл неудобным задерживать его при подчинённом.
— Ну, садись, Роман, — пригласил Украинцев канцеляриста. — Рассказывай, что там в Сечи происходит.
Чуйкевич присел на лавку, заговорил чётко и без запинки, словно выученное:
— Сечь наклоняется к королю. При мне король прислал белоцерковского попа, и тот поп велел мне передать гетману, чтоб он обратился с Войском Запорожским к королю польскому и он будет его жаловать.
— А что кошевой Иван Серко?
— Иван Серко после переговоров с тем попом похвалялся, что, объединившись с татарами и поляками, будут Москву воевать.
— Может, это он спьяну болтал? Ведь у короля с великим государем перемирие. Было и продолжено ещё на тринадцать лет.
— Да нет, по-моему, Серко трезв был, хотя за это трудно ручаться. Может, и спьяну. Но ведь, как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
— Ну, а ты как сам думаешь, может Серко против государя Сечь поднять?
— Вряд ли. Болен он, какой из него ныне вояка. Вот языком и воюет, из атаманства не хочет уходить. А Сечь против Москвы — об этом и думать смешно, всё равно что комар супротив быка.
— А чего ж тогда грозится?
— А как же? Ведь Сечь всегда за тем шла, кто кормил её. Ныне, видимо, король подкинул им на зипуны, вот и окрысились на Москву. Пришли Москва подарки побогаче — на хана поворотят. Я так думаю, что Серко и грозится Москве для этого.
— Для чего?
— Для подарков. Мол, погрожусь, напугаются и, глядишь, добрую плату пришлют.
— А почему ты так думаешь?
— А потому что Серко не случайно свои угрозы при мне говорил. Он же знает, что я передам гетману, а гетман — Москве. Небось напрямую-то Москве он никогда не грозил. Наоборот, всегда в верности клялся.
— Ну что ж, пожалуй, ты прав, Роман. Спасибо за рассказ, можешь идти.
Чуйкевич вышел, и скоро явился в горнице гетман:
— Ну что, славные новости из Сечи?
— Твой канцелярист умный парень, — сказал задумчиво Украинцев. — И новости его из Сечи не такие уж страшные.
— Как? Серко передаётся королю, а ты говоришь, не страшные.
— Ну и что? Кошевому надо Сечь кормить, у них только рыба своя, а остальное всё покупать надо или грабить. Мы плохо им платим, что там говорить, а король, видно, подкинул деньжат. Вот Иван и грозится, да ещё и прилюдно, деньги-то отрабатывать надо. А там, глядишь, Москва напугается и ещё подарков пришлёт.
— Ну ты, Емельян Игнатьевич, выходит, оправдываешь Серко?
— Я не оправдываю, я стараюсь понять его. Вон твой Роман — канцелярист, а не хуже другого боярина раскусил кошевого.
— Что же он мне «раскушенного» не преподнёс?
— А ты и не догадываешься?
— Нет.
— Он тебе преподнёс такого, какого ты его видеть хочешь. Изменник. И всё. Он, чай, у тебя служит и тебе угодить рад. Молодой, старательный и очень умный. Цени. Пожалуй, даже хорошо, что ты вышел. При тебе бы он вряд ли рассуждать стал, доложил бы, и всё. А я у него собственное мнение вытянул, и оно оказалось толковым. Подскажу государю, чтоб слали в Сечь содержание.