— Зачем это? — спросил Федос.
— Это живицу — смолу хвойную — спускают. А надрезы такие подсочками называются.
— А для чего живица нужна?
— Из нее много нужных вещей делают: скипидар, канифоль, смолу, деготь.
— Значит, в лесу не одни только грибы и ягоды, не только дрова?
— Э, братец! Без леса ни дома, ни корабля не построишь, угля из шахты не добудешь. Тетради, книги, вообще бумага — из чего, ты думаешь? Из леса. Из древесины даже и материю делают — шелка разные, — и спирт, и порох.
— Не знал я…
— Ты, братец, молод еще, многого не знаешь. В лесу мох растет, который в медицине применяется. Лечебный мох, понял?
— И грибы с ягодами…
— Хо! И грибы, и ягоды, и орехи. Да кроме них, много еще таких полезных растений, которые в войну партизанам и хлеб, и мясо, и молоко заменяли, да и лекарства тоже.
— Вот так кладовая!
— Да, братец, кладовая расчудесная!
Заячьи законы
В некоторых местах вдоль дороги были уложены готовые к отправке бревна и штабеля метровых кругляков с надписанными на них черной краскою цифрами. Дядя все это внимательно осматривал.
Но вот наконец дорога привела наших путников на широкую поляну. Федос почувствовал усталость. Хотелось полежать на траве.
Дядя Петрусь словно угадал, о чём думает племянник. Он глянул на часы и сказал:
— Ого-го! Время с нами будто бы наперегонки бегает. Вон уже сколько! Привал! Отдохнем, поедим малость.
В ложбинке журчал по камешкам лесной ручей. Федос и дядя Петрусь скинули рубахи, умылись студеной водой. Сразу стало легко и весело. Захотелось есть.
— Нравится здесь? — спросил дядя.
— Очень! — ответил Федос. — А земляники сколько! Что там тетя Настя нам с собою дала?
Сели на траву рядом с шероховатым комлем старой березы. Пока дядя Петрусь развязывал сумку и разворачивал пакеты с едой, Федос лакомился ягодами.
Ветчину нарезали тонкими ломтиками, клали на хлеб и ели вместе с перышками зеленого лука. Вкусно! Потом пили молоко прямо из бутылки. И похваливали за все тетю Настю.
Вдруг дядя Петрусь насторожился, приложил палец к губам, что, конечно же, означало: молчать и не шевелиться. Федос на всякий случай даже дышать перестал. Дядя Петрусь легким кивком головы указал на куст крушины. Рядом с этим кустом, шагах в пяти, сидел на траве зайчонок. Людей он не видел и спокойно грелся на солнышке.
Федоска даже поперхнулся от волнения.
— Давайте поймаем! — прошептал он.
— Нет, — так же шепотом отвечал дядя Петрусь. — Зачем пугать? Ему еще немало страхов испытать придется, пока вырастет. Да и взрослому зайцу тоже не сладко живется.
Зайчишка услышал незнакомые, подозрительные звуки и насторожился. И, смешно подпрыгивая, исчез в кустах.
— А почему он один разгуливает? Где его мама?
— Лисы и волки держат детенышей возле себя, пока они не вырастут. А у зайцев законы свои. Родился зайчонок, зайчиха покормит его — и будь здоров, живи как знаешь. Вот и остается зайчик один-одинешенек. Сидит где-нибудь под кустом тише воды, ниже травы. Подрастает, сил набирается.
— Да ведь так он и с голоду умереть может.
— Ну нет. Молоко зайчихи очень полезное. Поест зайчишка один раз — и может неделю бегать. А через неделю он уже и «сам с усам»: оправится, на ноги встанет, сам себе пропитание искать начнет.
— Вот они какие, зайчихи-то… Нехорошие…
— Зато бежит зайчиха-мать, видит зайчонка — своего, чужого все равно — непременно молоком накормит. Такие у зайцев законы.
— Интересно! А кто же маленьких зайчиков спасает от беды?
— Собака, лиса и волк находят зайца по запаху, который остается на его следах. А от маленьких зайчиков запаха нет никакого. Конечно, можно с хищником и носом к носу столкнуться. Да только такое не часто случается. Главные враги малышей — все те же вороны и сороки. Взрослых зайцев спасают в трудных случаях длинные ноги. А зайчишка маленький не так уж быстро и бегает. Так что чаще под кустом прячется.
Кончился привал, дядя Петрусь снова оседлал свой велосипед и усадил на него Федоса. Мальчик долго еще думал о хитрых заячьих законах.
Дома, перед сном, Федос подошел к дяде Петрусю, который о чем-то говорил с Миколой.
— Знаете, дядя, кем я стану, когда вырасту?
— Таксистом. Ты ведь уже говорил.
— Не-ет! Таксистом пусть кто-то другой становится. А я лесником буду. Я уже твердо решил.
Разрешение на рыбалку
— Ты куда собираешься, Микола? — Федос так и прилип к двоюродному брату, который укладывал в рюкзак ложку, котелок, алюминиевую кружку, соль в маленьком аптечном пузырьке, несколько картофелин и еще кое-какую мелочь.
Вместо ответа Микола хитро подмигнул и начал насвистывать известную песенку «На рыбалке, у реки…».
— Я с тобой!
Микола отвернулся, словно ничего и не слышал.
— Ты ведь обещал, — напомнил Федос.
— Во-первых, обещал я не сегодня, а вообще когда-нибудь. Во-вторых, я ночевать там останусь. На берегу. А в-третьих, сам знаешь… — Микола выразительно кивнул на мать.
Тетя Настя замешивала в это время корм для свиней. Федос подошел к ней и робко, смиренно заговорил:
— Теть Настя, а теть Настя, пожалуйста, пустите меня с Миколой…
— Куда это он тебя заманивает? — распрямила спину тетя Настя.
— На рыбалку.
— И не думай. А ты, парень, — мокрой рукой тетя Настя ткнула Миколу в бок, — ты малому голову не морочь: куда это ему на ночь глядя из дому подаваться!
— Я, мама, молчу. Как стена, — оправдывался Микола.
— Тетечка, миленькая, ну, пустите!
— За тебя я теперь отвечаю. — Теткин мокрый указательный пален, нацелился Федору прямо в нос. — Перед матерью твоей в ответе и перед своей совестью тоже. Не проси — не пущу.
— А может быть, пусть съездит? Не маленький… — вступился за Федоса дядя Петрусь.
Федос бросил на него взгляд, исполненный благодарности.
А тетя Настя рассердилась. Она стряхнула с рук в лоханку остатки травы:
— Спятил, старик, что ли! И он туда же. Ночью малый в хате должен быть. Сердце у тебя есть или нет?
— Мне, тетечка, и доктор на свежем воздухе спать велел. Для сердца, и вообще.
— Доктор велел? — переспросила тетя Настя. Ее голая до локтя рука уперлась в бок. — Так и велел на сыром берегу ночевать, туманом накрываться? Да?
Федоса так и подмывало соврать: доктор прописал именно рыбалку с ночлегом! Но он вовремя сдержал себя, вспомнив, что лгать нехорошо. Он только вздохнул:
— О том, чтобы на берегу, не говорил. А вот чтобы на свежем воздухе — так это точно.
— Между прочим, погода — как в Африке, — не поднимая головы, как бы самому себе сообщил Микола. — В Дубках, где ночевать будем, ни тумана, ни сырости. Шалаш там у нас. Земля в нем еловым лапником выстелена. На лапнике — сено. Спи, дыши — чем не курорт?
— Пусти, мама, — попросил и Андрей. — Ничего страшного. А в памяти у Федоса, может быть, на всю жизнь останется.
— Вы что все — сговорились? — Тетя Настя громыхнула пустым ведром. — Кто еще едет? — строго спросила она.
Федос бросился тете на шею, прижался к ней.
— Хватит… Ну, не надо, Федос, — заулыбалась она, растрогавшись до слез. — Так кто же еще?
— Наверно, бухгалтер, Антон Филиппович. Два сапога пара, — ответила за Миколу Марыля, которая тоже была недовольна тем, что Микола уезжает: ей хотелось бы пойти на танцы, а какие танцы без Миколы, некому будет играть на аккордеоне.
— Информация точная, — подтвердил Микола. — Без Антона Филипповича рыба не клюет.
Марыля не уговаривала брата, чтобы он остался. Знала: напрасный труд.
— Ну, вот что, — подвела итог тетя Настя. — Езжайте. Только глаз с мальчишки не спускать. И чтобы в воду не лез. Купаться не разрешаю. Понятно?