— Завтра я отвезу Валери к портному, — сказал де Шале. — Впереди еще неделя, и он успеет пошить ей приличное платье.
— Платье?
— Она поедет на балет, как личная служанка «Марии Гонзалес». Что вы так смотрите? Вы же сами хотели, чтобы я устроил ее будущее.
— А если меня арестуют?
— В любом случае появление Валери в вашем обществе послужит ей отличной рекомендацией, будь вы Марией Гонзалес или Жанной де Бежар. Последнее даже лучше — за вашу служанку начнут драться. Присмотрите за ладьей, Жанна, вы оставили ее без прикрытия.
— Не надо советовать, я знаю, что делаю, — сказала самоуверенно фехтовальщица и продолжила разговор о Валери. — Вы говорили с Амандой? — спросила девушка, прикрыв ладью слоном.
— Да. Она недовольна и позволила Валери сопровождать вас только на балет.
— Может быть, предложить ей денег?
— Я предлагал, она отказалась. Валери здесь очень дорого стоит. Осталось только похитить эту крошку.
Женька поморщилась.
— Не делайте такое лицо, я не брал Валери силой, — сказал маркиз, «съел» слона конем и загнал белую ладью в угол.
— Да, вы только купили ее у Рони. Жаль, что это не вас он прикончил вчера вечером.
— Хм, попробовал бы он хотя бы замахнуться! Наглый холоп!
— А вы не думаете, что это Рони убил вашу Марию Гонзалес? — посмотрела пристально Женька, тем временем, пытаясь взять черного короля в кольцо.
— Марию? Почему вы так решили?
Девушка рассказала о своих подозрениях по поводу испанской баронессы. Генрих усмехнулся.
— Ну, если ее и убили, то это не удивительно.
— Почему?
— Потому что она жила такой же опасной жизнью, как и вы.
— Но вы, по-моему, тоже любите играть со смертью, сударь.
— Не со смертью, а с жизнью. Это правда. Так скучно иногда бывает, сударыня. Главное при этом не сделать ставку на слабую фигуру… О, у вас опять потери, Жанна, мой ферзь съел вашу бедную ладью.
— А мой конь вашего… слона и теперь под угрозой ваш король.
Генрих внимательней взглянул на клетчатое поле.
— Да, король… Что-то я пропустил, — задумчиво сказал он и перевел взгляд на фехтовальщицу. — Что?
— Я живу опасной жизнью не от скуки, как вы. Делайте ход, сударь.
— Не от скуки? Возможно, но это не меняет исход, любая игра со смертью опасна.
— Ну и что? Все равно никто не может мне этого запретить, я никому не принадлежу.
— Не принадлежишь, верно… но я подумаю, что с этим можно сделать… Пожалуй, еще один ход ферзем. Вот так, — де Шале передвинул фигуру. — Вам мат, Жанна.
— Что?
Фаворит короля засмеялся, а Женька с досады вскочила и нервно заходила по комнате. Она понимала, что проигрывает, но не в шахматной партии. Генрих тоже встал и, поймав девушку за руку, подтянул к себе.
— Я хочу остаться с тобой, — коснулось щеки фехтовальщицы его горячее дыхание.
— Нет, — категорично сказала она, но из рук не вырывалась.
— Ты не поняла, я хочу остаться с тобой навсегда.
— Генрих…
— Аманда сказала, что ты выезжаешь куда-то одна.
— Выезжаю. Я не могу постоянно находиться в этой гостинице.
— Не выезжай завтра.
— Почему?
— Я приеду и свожу тебя в одно место.
— Куда? В какое место?
— Узнаешь.
Де Шале наклонил голову и поцеловал фехтовальщицу в губы. Она не сопротивлялась. В спину что-то остро кольнуло, будто кто-то надсек артерию. Под одеждой стало горячо… Иллюзия была настолько яркой, что Женька даже попыталась пощупать лиф, но нашла там только мужские руки, обнимающие ее за талию.
— Что? — спросил де Шале.
— Ничего, уезжай.
Ночью девушка снова спала плохо, но теперь ей казалось, что перед кроватью стоит не Рони, а фаворит короля, против которого вряд ли помог бы даже толедский стилет.
Генрих не обманул, на следующий день он заехал за Женькой сразу после мессы и повез ее в район аристократических особняков. Там, остановив экипаж возле одного из них, он указал на его узкие темные окна.
— Как вам этот дом, Жанна? Нравится?
— Не очень.
— Почему?
— Он похож на гробницу.
Генрих засмеялся.
— Это потому, что там сейчас никто не живет.
— А чей это дом?
— Ваш.
— … Что?
— Этот дом подарил мне король, но отец забрал у меня ключи и сказал, что я въеду в него, когда женюсь.
— То есть… вы хотите на мне жениться, сударь?
— Да, — просто ответил де Шале.
— Для того, чтобы въехать в дом?
— Не говорите глупости, сударыня. Чтобы въехать в дом, я мог бы жениться на любой другой девушке. Желающих достаточно.
— Но… но меня арестуют, Генрих… и вас тоже. Вы разве забыли о приказе короля?
— Этот приказ касается Жанны де Бежар, а не Жанны де Шале.
— Королю все равно это не понравится, Генрих.
— Причем здесь король? Вы сами-то согласны, Жанна?
— Вы хотите купить меня этим домом, сударь? — продолжала делать попытки не смотреть правде в глаза фехтовальщица.
— Я только хочу сказать, что, когда мы поженимся, нам будет, где жить, — отклонил ее очередную попытку повоевать фаворит короля.
Но Женька ничего внятно не ответила, продолжая видеть в этом неожиданном предложении очередной ход какой-то хитрой шахматной партии и уж тем более «войн» не прекратила. Когда платье для Валери было заказано, она снова взялась за ее обучение. Та уже пробовала читать самостоятельно, коль скоро взяла в руки «Декамерон». Успехи Валери воодушевили фехтовальщицу, и она стала учить девочку не только читать, но и писать, и даже играть в шахматы. Аманда хмурилась — дочь отказывалась ходить по номерам, и рассерженная мать послала ее мыть полы на пару с другими сестрами. Де Шале смеялся и привозил новые любовные романы. Валери бросала все и пряталась, чтобы прочитать очередную главу.
Генрих приезжал каждый день после полудня, выкраивая часы между службой королю и домом, где он тоже должен был появляться, как примерный сын, если хотел рассчитывать на наследство. Несмотря на невнятный ответ фехтовальщицы, касающийся предложения выйти за него замуж, он считал ее своей девушкой, а она, несмотря на тот же «невнятный ответ», продолжала отвечать на его поцелуи и властные объятия, которые день ото дня становились все продолжительней и смелее. Пару раз де Шале хотел остаться ночевать, но Женька не позволила.
— У вас нет на это никаких прав, сударь, — напомнила она.
— Есть — я люблю тебя.
— Но я не могу любить вас.
— Почему?
— У моего ребенка должен быть безупречный отец, такой, какой был у меня, а вы…
— Что «я»?
— Вы скоро танцуете в балете «Твари», так поезжайте репетировать, сударь.
Де Шале слегка бесился, но уезжал, а Женька шла в ближайшую церковь и терпеливо слушала мессу. Однако латинское песнопение не успокаивало ее, и не оттого, что она в нем ничего не понимала, — оно, как ни странно, тоже было полно какой-то потаенной страсти, неуместной в стенах храма, где фехтовальщица пыталась прятаться от своих чувств.
Ближе ко дню поездки на балет девушка стала потихоньку готовиться к переезду на квартиру к Жильберте. Сами по себе сборы не представляли особой сложности, но Женька чувствовала, что ей препятствует нечто непредвиденное и мощное, то, чего она всегда побаивалась и сторонилась, то есть все, что было связано с далеко не безупречным персонажем из балета «Твари». Вторую неделю Генрих де Шале «пил из нее кровь» и преуспел в этом, как ни один трансильванской вампир, — ее мутило при каждом его появлении, и она уже стала бояться, что вот-вот позволит ему остаться или, что еще хуже, поедет жить в его похожий на саркофаг дом.
В позорной панике от этой мысли Женька пыталась даже прибегнуть к помощи первой попавшейся знахарки, которую нашла на улице, однако случилось так, что спасать ее здоровье был вынужден тот же лекарь Лабрю. От сомнительного зелья у нее разболелся живот, и началась рвота. Узнав причину скоропалительного поступка «кузины Генриха де Шале», лекарь посмеялся.
— Вы же умная девушка, сударыня. Тому недугу, которым вы страдаете, нет противоядия. Эта «болезнь» приходит и уходит сама, причем уходит так же неожиданно, как и появилась. Право, здесь я бессилен что-либо сделать для вас, я могу лечить только телесные раны.