— Я всегда великодушен, мой дорогой, если раньше мне не испортят настроения слишком длительным непослушанием. Скоро будет дан знак к началу, а вы еще не одеты, сударь. П-проводите госпожу Гонзалес в зал и займитесь, наконец, непосредственно балетом своего короля.
Де Шале поднялся и повел девушку в зал.
— Что вы думаете о словах его величества, Генрих? — тихо спросила по пути в ложи Женька.
— А что я должен думать?
— Вам не показалось, что король узнал меня и хочет снять обвинение?
— Я не дам вам выйти замуж за Люсьена де Бона, я лучше убью вас.
— Я говорю серьезно.
— Я тоже.
Место «Марии Гонзалес» находилось в самом престижном втором ярусе. В первом ряду сидели королевские особы и лица королевской крови. Второй ряд занимали персоны, к ним приближенные. Кресло фехтовальщицы находилось позади сестры короля принцессы Генриетты и рядом с креслом Клементины де Лавуа, которая одна посмотрела на подругу маркиза де Шале приветливо. Другие лица светились прямой неприязнью или холодным любопытством.
— Присмотрите за госпожой Гонзалес, Клементина, — попросил де Шале, поклонился Генриетте и ушел готовиться к выходу.
— Какая у вас очаровательная служанка, госпожа Гонзалес, — улыбнулась Клементина, тоже обратив внимание на Валери, которая стояла позади кресла «Марии Гонзалес», словно куколка.
— Если она вам так нравится, то возьмите ее себе в услужение, сударыня.
— Но я совсем не потому…
— Я скоро уеду, у меня будет другая жизнь, и Валери останется без меня. Помогите ей. Она грамотна и даже знает шахматы.
— Что ж, если все действительно так, то я подумаю.
В первый ряд второго яруса прошла королева. Все поприветствовали ее вставанием, после чего был дан знак к началу.
Появился актер в костюме Пролога и, следуя сложившейся традиции, воздал хвалу венценосному сочинителю, то есть королю, а потом Клементине де Лавуа, которой принадлежала идея сделать балет благотворительным. Сбор от балета шел Приюту Подкидышей. Публика немедленно разразилась громкими хвалебными восклицаниями. Затем Пролог поочередно назвал титулованных участников предстоящего действа и с поклонами удалился.
Зазвучала музыка. Балет открывала группа профессиональных танцоров. Они выскочили на середину зала в роли сатиров и чертей, буквально ошеломив публику стремительными вращениями и высокими прыжками. Их сменили придворные во главе с королем в костюмах котов. Коты вкрадчиво кружили вокруг Поэта — Люсьена де Бона и будто склоняли к чему-то.
В маске Полнолуния появился де Шале и исполнил в дуэте с королем довольно изящную танцевальную связку. Раздались одобрительные восклицания и громкие аплодисменты. Далее из люка в полу в зал проникли чудовища. Многорукие и многоглазые полулюди, полузвери, они вовлекли Поэта в центр своего уродливого кордебалета, пытаясь сделать его своей игрушкой, но он быстро освоился, и скоро вся мощная орда мутантов стала слушаться его, как ручная. Когда же час Полнолуния закончился, Поэт остался один. Кошмары покинули его, но на его лице не было улыбки.
Третьей частью шел дивертисмент, во время которого лакей передал фехтовальщице, что ее спрашивает господин де Ларме, и она вышла в коридор.
Без лишних слов Люис провел девушку в одну из отдаленных галерей. Там их уже ждали. Вельможа стоял прямо, как статуя командора, был в черной полумаске и держал руку на эфесе шпаги. Знакомо и неприятно сверкнул камень изумруда в перстне на крупном пальце. С дворянином был охранник и слуга, а с девушкой только де Ларме, но она не боялась, а, напротив, сразу поняла, что дичь сейчас не она, а этот самый вельможа, который как-то приказал стрелять в нее на ночной улице. «А может быть, я ошибаюсь? Такой перстень может носить и другой. Сейчас проверим».
— Госпожа Гонзалес? — несколько удивился именитый покупатель. — Так это у вас находятся интересующие меня бумаги?
— У меня.
— Тогда я должен видеть этот дневник. Я знаю почерк Жозефины де Лиль.
— Она писала вам любовные письма?
— Это вас не касается.
— Дневник не со мной. Я приехала не одна и не могла взять его сюда.
— Сколько вы хотите за дневник, сударыня?
— Тысячу пистолей.
— Хм, это наглость! Четыреста пистолей и не более.
— Эти деньги требует не только я.
— А кто еще?
— Та девушка, в которую вы приказали стрелять своему охраннику.
— Что?.. Какая еще девушка?
— Представьте, она осталась жива и даже готова выступить в суде, если ее попросят об этом. Зачем вам лишние хлопоты? Ведь тогда придется платить еще и судьям, принц?
Вельможа слегка смутился и переглянулся с охранником.
— Хм, значит вы, как я понял, не Гонзалес?
— Какая вам разница? Платите, и девушка забудет про этот неприятный случай. Кстати, у нее до сих пор остался след от того выстрела. Показать?
Герцог снова посмотрел на охранника.
— Как же так, Бертран? Вы же говорили…
— Я могу все исправить, ваша светлость.
Женька выхватила из ножен стилет, де Ларме шпагу.
— Оставьте, Бертран, — велел охраннику герцог. — Мы пошутили, сударыня. Я согласен на ваши условия. Завтра после шести вечера у господина де Ларме.
На этом участники сделки разошлись. Де Ларме пошел проводить Женьку в зал.
— Лихо, сударыня, — усмехнулся он. — На такую сумму я и не рассчитывал. Что там еще за грешок обнаружился у нашего великолепного принца?
Девушка вкратце рассказала о своей первой ночи в Париже, на что Люис покачал головой и сказал:
— Завтра я приведу де Барту и де Камю.
— Но тогда их тоже придется включить в долю.
— Они стеснены в средствах и запросят только на самое необходимое. У де Барту трудности с кредиторами, у де Камю с экипировкой. От той суммы, которую вы отбили у герцога, не убудет.
— А Кристоф? Он ведь тоже имеет право на долю и даже больше, чем мы.
— Он не возьмет эти деньги.
— Да, наверное… А вы на что хотите потратить свою долю, если это не тайна, Люис?
— Не тайна. Я хочу купить офицерскую должность.
— Разве это покупается?
— Еще как покупается, сударыня.
— А как же доблесть, подвиги?
— Одно другому не мешает, просто некоторые идут более коротким путем. Кто знает, сколько нам предначертано? Если меня прибьют на войне или на дуэли, почему бы не предстать перед Всевышним в офицерском чине. Может быть, мне и там предложат повышение. А вот вы поберегитесь. Как бы герцог не устроил за вами охоту.
— Да, я поняла.
Фехтовальщица вернулась в зал, когда шел дивертисмент. Клементина сказала, что его повторили на бис, поэтому девушка ничего не потеряла, удалившись на некоторое время по своим делам. Танцы, как и в начале, исполняли профессионалы, которые на этот раз изображали город с его многообразным людом: трактирщиками, прачками, солдатами, торговками и ремесленниками. Городские жители, представленные в нем, в том числе и рефлексирующий Поэт, в финале располагались вокруг Черной Кошки — короля. Генрих в финале не участвовал, поэтому зашел за Женькой раньше.
— Поехали, — как только дивертисмент закончился, шепнул он ей.
Девушка полагала, что они поедут в гостиницу, но де Шале повез ее в другую сторону.
— Сегодня мы будем ночевать в доме, который я вам показывал, — пояснил он.
— Ваш отец позволил вам?
— Я велел матушке стащить у него ключи.
— Что значит, велел? Ваша матушка подчиняется вашим приказам?
— Я как-то застал ее с врачом… Теперь она боится, что я скажу об этом отцу.
— Вы ее шантажируете?
— Нет, ей просто совестно.
— А если ваш отец узнает обо мне?
— Это уже неважно. На днях я все равно повезу вас знакомиться с родителями. Мы поженимся, и будем жить в этом доме.
— Но я не хочу замуж, я не могу… — не сдавалась фехтовальщица, но Генрих только улыбался и крепко сжимал ее руку.
Странная идея дворцового шутника построить семейную жизнь Женьку по-прежнему настораживала. Она видела в ней какой-то подвох, и только этим пыталась объяснить желание создать семью любителем повеселиться. «Но, — продолжала думать фехтовальщица, — если дело закончится свадьбой, я выиграю у Монрея, и сюжет завершится… Завершится?.. А д’Ольсино?..»