– Ну, они давно мечтали о путешествии, но никак не могли решиться. Мы регулярно созваниваемся по скайпу. Сейчас они в Таиланде, а в феврале хотят отправиться во Вьетнам.
– Могли бы и тебя взять. Я мало путешествовала в жизни, если не считать поездок в Москву. Отец боялся меня отпускать.
Даня истерически смеется:
– Н…нет, я сам не захотел. Впервые за долгие годы я свободен. Да и им хорошо. Моя мама, она… – он поворачивается к Алексе и на секунду запинается, – она немного похожа на твоего отца. Глава семьи, очень сильная женщина. Всегда решала все за отца и… за меня. – Он хмурится. – Мама говорит, что я талантлив, но мне предстоит еще многому научиться, прежде чем стать настоящим художником, картины которого будут висеть в галереях.
Алекса задумчиво разглядывает свою одежду, которая принадлежала его матери:
– Кажется, я тебя понимаю. Прекрасно знаю эту фразу: ты – хорошая девочка, но… И это «но» как зубная боль.
– Ну, слава богу, мне не говорили, что я – хорошая девочка, а то бы я этого не вынес, – смеется Даня, и Алекса задорно улыбается:
– Возможно, это и хорошо. – Она забавно морщит нос. – Раз твои родные не в городе, они не станут возражать, если я украду тебя на пару дней.
– Тогда мне стоит взять отпуск на пару недель.
– А где ты работаешь?
Даня смущенно пожимает плечами:
– Преподаю рисование детям в школе искусств.
– И тебе предоставят отпуск? Так легко? – Алекса снова обнимает колени.
Странно, но она не может лежать спокойно. Как юла – вечно вертится. То ляжет на спину, то сядет. Если бы не раненые ступни, Алекса бы исходила всю комнату. И это ему нравится. Ему все в ней нравится. До безумия. Что пугает…
– Да, у меня хорошие отношения с директором. Если ты хочешь, чтобы я был с тобой, я сделаю это. Ради тебя.
Алекса энергично вскакивает на колени и протягивает к нему руки:
– О, Даня, ты такой славный! Правда круто? Мы знакомы всего день, а уже лучшие друзья.
Друзья… Это слово колкой иглой отзывается в сердце.
– Алекса, я н…не… – Он умолкает и переводит дыхание. – Не совсем понимаю, почему ты не хочешь рассказать все п…полиции, но я на твоей стороне. Только я хочу, чтобы ты понимала, что мой дар вряд ли п…поможет. Я не мог…гу его контрол…лировать, – последняя фраза далась тяжелее всех.
Ложь, ложь. Все равно ложь. Как ее ни называй. Замаскированная правда. Полуправда. Все равно это ложь!
– Даня, – Алекса мягко улыбается, – это совсем не важно. Главное, будь рядом. Потому что, – она вздыхает, и ее улыбка тает, – я совсем одна.
Глава 8
Дерзкий плод воображения
Он зарекался приходить сюда снова. Вчера, позавчера, позапозавчера… Каждое утро Клим говорил себе, что не вернется в «Снежный барс». Старое здание, которое лет десять назад выкупили и превратили в современный ночной клуб.
Но сегодня Клим сдался.
Неоновая вывеска в темноте режет глаза фиолетовым лучом. Охрана на входе мимолетно кивает ему, когда он проходит внутрь, и от этого приветствия на душе становится еще хуже. Танцпол заполнен колышущейся толпой. Молодые, пьяные, веселые – все дергаются под музыку. К барной стойке не подступиться. Дым-машины пускают туманные струи, заполоняя легкие. В «Снежном барсе» смешались прованс и лофт, но, видимо, дизайнеру было наплевать на это, как и всем присутствующим. Их интересуют только басы, рвущиеся из огромных колонок, расставленных по периметру, и алкоголь.
Он бывал здесь и раньше. Обычно брезгливо морщился и уходил. Но однажды познакомился с Ди. Горячая штучка в мини-юбке и чулках. Слишком вульгарная, вызывающая – в обычный день Клим не обратил бы на нее внимания, но в тот вечер он повздорил с отцом и ему была необходима разрядка. Любая. Подошла даже такая, как Ди. Он до сих пор помнил ее сожженные осветлителем платиновые волосы и голубые глаза с жирными черными стрелками.
По сути, они провели вместе всего одну ночь. Но в эту ночь она окунула его в мир, который поглощает без остатка. И исчезла. Порой, когда Клим до чертиков напивается, ему кажется, что он снова видит Ди. Но это просто иллюзия. Возможно, ее никогда и не существовало. Но лучше считать, что Ди просто его кинула, чем записать себя в шизофреники.
Клим проходит по верхнему балкону, опасаясь спускаться в море живых тел – есть шанс оттуда не выбраться. Сворачивает направо, вниз по узкой винтовой лестнице, и останавливается перед черной дубовой дверью, недавно заново выкрашенной в еще более глубокий цвет.
Три удара кулаком в дверь, и посередине отодвигается узкая решетка. На Клима смотрят стеклянные глаза с полопавшимися сосудами: