— Пока всё тихо, — шепнул Элмерик.
Стоило ему это сказать, как со стороны входа, прямо из кустов ракитника послышался печальный звук флейты. Джерри вздрогнул — стало быть, тоже услышал.
— И это «тихо»? — он скорчил недовольную мину.
Элмерик оправдываться не стал, только пожал плечами.
В этот миг на небе расступились тучи, и на дороге, щедро залитой лунным светом, показался… фейри. Его седые, как иней, волосы торчали в разные стороны, будто их растрепало порывом ветра, некоторые пряди, правда, были не белыми, а явственно зелёными, выдавая принадлежность ночного гостя к роду младших ши. Глаза же… в свете Истинного зрения Элмерик отчётливо разглядел ярко-красную радужку и поёжился — взгляд фейри был неприятным, колючим. Его длинные, похожие на веточки, пальцы ловко сновали по отверстиям деревянной флейты, заставляя инструмент издавать тоскливую музыку, от которой внутри всё переворачивалось. Элмерик, пожалуй, мог бы назвать эту мелодию «песней горя».
Дойдя до могилы, возле которой спрятались Соколята, фейри перестал играть и со вздохом опустился на колено. Он простёр руки над бессмертником, что-то прошептал, и с его ладоней упали золотые капли. Кустик на глазах пошёл в рост, выпустив ещё несколько жёлтых соцветий.
— Я люблю тебя, Шеллиди, — голос фейри был похож на шелест ветвей. — Знай, даже смерть не разлучит нас.
Элмерик, не удержавшись, шмыгнул носом. Нет, правда же, это было очень трогательно. Кто бы мог подумать, что старая ведьма зналась с младшими ши и настолько запала в сердце одному из них, что тот теперь растил дикие цветы на могиле возлюбленной. Прямо как в древних балладах!
Фейри тем временем встал, одёрнул тунику, сшитую из светлой древесной коры и накинул на голову зелёный капюшон с длинным фестончатым хвостом — и вдруг исчез.
От неожиданности Элмерик вскочил со своего пня, озираясь по сторонам. Но даже его волшебное зрение не сумело помочь — ночной гость будто в воду канул.
Элмерик пересказал Джеримэйну всё, что видел, и тот с упрёком пробурчал:
— Ну кому я говорил: рассказывай всё сразу. Мы могли бы расспросить этого фейри, а теперь всё профукали. Сбежал бабкин полюбовник…
— Нехорошо прерывать скорбящего, человек он или нет, — Элмерик отвернулся, сплетая руки на груди. Ему было странно, что приходится объяснять очевидные вещи.
— А задницы на кладбище без толку морозить хорошо? Ночи-то уже холодные. Не знаю, как ты, а я задубел, — Джеримэйн с его вечно взъерошенными волосами сейчас сильнее обычного напоминал нахохлившегося воробья.
— Ну почему без толку? Теперь мы кое-что знаем.
— Да ни беса болотного мы не знаем! — Джерри недовольно сплюнул.
Он спрятал ладони под мышки — похоже, не врал, что сильно замёрз, вон даже носом зашмыгал. Но Элмерик не стал предлагать ему свою куртку — обойдётся. Вежливее надо быть, чтобы другие захотели с тобой чем-то поделиться!
Некоторое время они молчали, искоса поглядывая друг на друга. Как обычно, Элмерик не выдержал первым.
— Ладно-ладно, — он развёл руки в примиряющем жесте. — Если хочешь, завтра мы снова придём сюда и уж тогда своего не упустим: подстережём фейри и ты с ним поговоришь. Если, конечно, он захочет тебя слушать.
— А почему не ты? Ты же у нас это… мастер слова.
— Ещё чего! Поговорить — твоя идея. Тебе и карты в руки.
— Но как я буду говорить с кем-то, кого не вижу?
— Как-как! Обычно! Ртом говоришь, а ушами — слушаешь! — огрызнулся Элмерик.
Пожалуй, эта перепалка могла закончиться ссорой, если бы вдруг кладбищенские огоньки не облепили могильный камень целиком.
Джерри ахнул.
— Взгляни-ка!
От камня отделилась полупрозрачная фигура — нет, не в белом саване, а в видавшем виды заплатанном старушечьем платье. У призрака были седые волосы, сморщенное, как печёное яблоко, лицо, бородавки на носу и беззубая ухмылка. Конечно, Элмерик без труда узнал бабку Шеллиди. Та всмотрелась в ивняки, словно почуяла чужое присутствие (Соколята невольно замерли, затаив дыхание), но в следующий миг призрачная старуха уже тряхнула головой, мол, показалось, — и медленно поплыла в сторону деревни.
— Пойдём за ней, — Джеримэйн очнулся первым. — Призраки просто так никогда не появляются. Значит, у старухи незаконченное дело осталось. Надо бы разузнать, чё ей надо.
— Ладно. Но спрашивать будешь ты. Я не нанимался разговаривать ни с фейри, ни с призраками.
— Пф! А ещё бард! Признайся, струсил?
— Вот и нет!
— А я говорю — струсил!
Джерри зашагал по тропинке вслед за старухой, Элмерик старался не отставать — и всё-таки бабка оказалась более проворной. Возможно потому, что ей не нужно было обходить камни и изгороди: она легко проходила сквозь любые препятствия. А ещё её яростно подгонял в спину наконец-то очнувшийся ото сна кладбищенский ветер…