В этот раз Михаил после вопросов о самочувствии осторожно поинтересовался, с кем он говорил несколько минут назад. Лиля снова растерялась, посмотрела на трущегося об ноги Тигра, и сказала, что со знакомым.
Тут же раздался сердитый звон тарелок об стол. Лиля вздрогнула, подняла глаза - но Ильяс уже отвернулся и пошел за кофе, спиной показывая, как ему все равно. Вот нежные создания эти мужчины, подумала Лиля, чуть что - обижаются. Вот Эри бы... Так живо представилось, как Эри смешно дергает плечом, а руки у него заняты зайцем, и как он улыбается - что перехватило дыхание, и захотелось плакать... нет, нет, хватит психоза! Нет никакого Эри - зато есть Ильяс. Живой. Не нарисованный.
Забытый Михаил кашлянул, напомнил, что нужно следить за здоровьем и поинтересовался, не собирается ли Лиля расторгнуть контракт. Лиля страшно удивилась и сказала, что ни в коем случае. И тут же испуганно уточнила, не собирается ли это сделать руководство Центра. Тон Михаила потеплел, и он заверил, что свои обещания они держат, а Лиле надо бережно относиться к своему здоровью, и особенно к зрению. Нет-нет, сказала Лиля, я не играю. Честно говоря, совсем не тянет.
Отключившись, сначала с недоумением поглядела на телефон, потом - на уткнувшегося в ноутбук Ильяса. Странно все же получилось с этой поездкой в Залесье, и вообще странно он себя ведет. И назвал ее по-дурацки, Капелькой. Совершенно непонятно, почему она эту глупость посчитала милой и трогательной!
- С чего Михаил вдруг решил, что я собираюсь... - махнула рукой и принялась чесать довольно урчащего кота. - И как я пропустила время звонка? И... - Она запнулась. - Это я у тебя уже третий день? Вот так нахально поселилась?
Не отрывая глаз от ноутбука, Ильяс подвинул к ней кружку с кофе.
- Всего третий? - задумчиво переспросил он. - А мне казалось, ты всегда тут была. К хорошему быстро привыкаешь.
Наконец, он нашел то, что искал и повернул экран. Там, на экране, была она - с флейтой, в залесском заброшенном храме. Наверное, она, потому что девушка на фотографии была не бледной мышью, а чуть ли не мадонной. Хотя нет, для мадонны слишком много чувственности.
- Все-таки не я, скорее, удачная копия. - Вздохнула Лиля. То, как видел ее Ильяс, льстило и немножко пугало. - Домой надо.
- Оригинал лучше, - согласился Ильяс, оглядел ее вот так же, как вчера после душа, и спросил: - Тебе что-то нужно дома?
Лиля попыталась вспомнить, что же ей нужно. Вспоминались только Настасьины слова про пустой холодильник, в котором, поди, мышь повесилась. Отчетливо представились маленькие серенькие мышки, померевшие с тоски вокруг баночки с засохшим плавленым сыром.
- Выбросить мышей, - пробормотала она.
Встряхнулась. Снова попыталась собраться с мыслями. Значит, домой... а, собственно, зачем? Снова тосковать, сходить с ума и вешаться рядом с мышами в ожидании октября и игры? Или тупо за зубной щеткой?..
Додумать и снова затосковать помешал смех Ильяса.
Лиля уставилась на него.
- А? Что я сказала?
- Выбросить мышей, - с самой серьезной миной повторил он и снова рассмеялся. - Ты такая... Капелька. Зачем их выбрасывать?
Лиля снова потрясла головой и попыталась собраться. При чем здесь мыши... а!
- Понимаешь, Настасья сказала, что у меня в холодильнике мышь повесилась. Вот я и представила, что за три дня их там, наверное, много собралось и надо их выкинуть. Ты не обращай внимания, я иногда такую чушь несу.
Вместо ответа Ильяс заправил ей за ухо мокрую прядь и нежно чмокнул в нос.
- К черту мышей. У нас Тигр всю печенку сожрал, вот это - серьезно. - Ильяс потрепал сунувшуюся ему на колени умильную морду: как же, сказали волшебное слово "печенка". - Заодно купим тебе пижаму и прочие мелочи.
Выразительно глянул на ее старые джинсы, так что захотелось их чем-нибудь прикрыть, а Ильяса - послать лесом вместе с его Nikon`ом и сибаритством. Вместе этого Лиля фыркнула, хотела сказать что-нибудь язвительное, но не успела. Ильяс снова ее поцеловал - и теория о том, что старые джинсы могут оказаться чему-то там помехой, рассыпалась в прах. Когда она уже думать забыла о теориях, мышах и джинсах, Ильяс вдруг от нее оторвался и с нескрываемым сожалением сказал:
- И все же придется идти за едой. А то Тигр съест нас.
Поход за печенкой начался почему-то с торгового центра на Рублевке и пижамы ее мечты, увиденной в витрине. Мечта стоила как раз столько, сколько у Лили оставалось в кошельке после Арбата. Мельком подумав, что это очень удачно - кормить не ей, а кормят ее, можно все потратить на ерунду - Лиля доверила Ильясу выбор "всяких мелочей".
- Зубную щетку, гель для душа, - она пожала плечами. - Еще? Да вроде ничего не надо.
Ильяс усмехнулся и велел не теряться, пока он покупает зубную щетку и прочее. Говоря о "прочем" он почему-то смотрел на витрину "Золотой Стрекозы". Кивнув, Лиля удрала к пижаме - а еще там были тапочки-медведи, и кашемировый клетчатый плед, и вышитые подушки, и столько всякого красивого и уютного, что глаза разбегались.
Когда улыбчивая продавщица заворачивала махрово-голубую в кляксах прелесть, за спиной раздалось знакомое шипение.
- А расплачиваться-то у тебя есть чем, краса? Тебе ж только на мороженое в здешнем кафе и хватит, и то сомнительно.
Лиля обернулась через плечо, растерянно уставилась на гадкую улыбочку Инны Юрьевны: та выдерживала паузу. Лиля смяла в кулаке только что выбитый чек... все слова куда-то делись, осталась только обида: откуда тут взялась эта гадюка, зачем испортила все удовольствие от покупки и что ей вообще надо? Как назло, как раз в этот момент в магазинчик заглянул Ильяс, улыбнулся ей из-за спины гадюки и показал два здоровенных пакета - один с логотипом "Золотой Стрекозы", второй незнакомый. Наверное, себе что-то купил... ну не мог же он этот баул назвать "мелочами"?! И не нужно ей ничего, она же с ним не за дорогие шмотки, а потому что... потому что...
"Влюбилась?" - гадючьим тоном поинтересовался внутренний голос.
Стало вдруг стыдно, и холодно, и совсем непонятно, почему же вот так, вдруг, чуть не с первым встречным? Она же любит Эри, он же единственный, и плевать, что нарисованный...
А гадюка близоруко сощурила глаза на пижаму:
- Ни вкуса, ни стиля. Немудрено, что и мужики у тебя... - и брезгливо фыркнула.
Остро захотелось провалиться сквозь землю, а еще лучше - провалить туда Инну Юрьевну. Ну вот зачем она все портит? Так было легко и приятно не думать о высокой морали, а просто немножко радоваться жизни. А теперь хочется только одного: сбежать, спрятаться и... вот был бы тут Эри, он бы ее защитил.
- Лиля, радость моя, - пророкотал Ильяс и, смерив удивленно обернувшуюся гадюку ласковым взглядом, шагнул к Лиле. - Это не твоя бабушка?
Гадюка глянула на Ильяса, потом на пакеты в его руках и поперхнулась. Как же, бабушкой обозвали, да еще и предположили, что она Лилина родственница. Страшное оскорбление. В другой ситуации Лиля, может, и обрадовалась бы, а сейчас почему-то стало ужасно неуютно.
- Это... - она сглотнула и помотала головой. Потом покосилась на девушку за прилавком. - Извините.
Та сочувственно улыбнулась и протянула Лиле упакованную пижаму.
- Носите с удовольствием.
- Спасибо. Илья, пойдем, пожалуйста!
Забрав у Лили пакет, Ильяс обнял ее за плечи и склонился к ушку.
- Слава богу, я уж испугался, - шепнул достаточно громко, чтобы ошалевшая гадюка услышала.
Видимо, от шока, Инна Юрьевна промолчала. Лиля тоже ничего не ответила, пытаясь понять, что с ней такое творится: одновременно кажется, что ее любят и защищают, и в то же время - что под необъяснимой нежностью и заботой Ильяса прячется что-то еще, далеко не такое светлое и чистое. Может быть, что на нее смотрят как на собственность? И вообще, бедная гадюка. Не хотелось бы Лиле самой попасть под этот асфальтовый каток.