Но-но, не надо быть настолько эмоциональным.
- Что дальше?
"Ты мне не веришь?"
Я ткнул пальцем в заключённую в овал надпись.
- Аналогично.
Имелась в его словах какая-то неискренность. Если кто-то (не он) среди фейри изменник, почему этот кто-то сам не провёл Пробуждение? Почему Константин пишет - не говорит? Не оттого ли, что корявые буквы не выражают эмоций, не выдают истинности или ложности начертанных слов? Хочешь соврать - доверь это деликатное дело бумаге.
- Что дальше? Что ты делал именно здесь?
"Пробуждал".
- А компьютерный зал?
Наши взгляды столкнулись. И где-то на донышке его глаз я прочитал растерянность загнанного в угол существа, познавшего унижение и страх. Именно так. За себя, за других, за Бориса. Неважно. Раз поддавшись он поставил себя в неудобное положение, продемонстрировав насколько податлив. Дав голодным псам Братства ощутить его слабину. И они осмелели. Оскалили зубы. Обступили его, глухо и злобно рыча. Источая угрозу. Плотную, болезненную, физически ощущаемую. Стаю не боится только тот, кто имеет возможность за себя постоять. Он не имел. Он был связан по рукам и ногам невидимыми путами и, уступая напору бесцеремонного шантажа, шажок за шажком отступал в том направлении, в каком теснила его дикая стая.
Наш обмен взглядами затянулся. И Люси, застывшая в напряжённой позе рядышком, вдруг качнулась со своего места вперёд и, всплеснув руками, накрыла наши кисти своими тёплыми и мягкими ладошками.
Удивление, странная волна теплоты, вызванная этим прикосновением, смущение и, не столь явно, но всё же настойчиво, шевеление постороннего разума.
Рядом. Почти что вплотную. Не бесцеремонно, как у дверей запертой камеры. А более робко. Спокойно. Можно сказать что со стуком...
Я вас не побеспокою?
...в створки души.
Можно войти?
Угу - громыхнул мой разум недоумённо.
Я тут... вот... в общем... это...
И на цыпочках прочь, освобождая место другому. Не менее изумлённому. Но отчасти знакомому. С той стороны, что "иглами наружу", с открытой внешнему миру.
(Улыбки, приветствия, манера общения, стереотипы поведения - всё с примесью внутренних переживаний, сопутствующих любому поступку)
Компьютерный зал? Будет тебе компьютерный зал...
То помещение, где стоят ровными рядами похожие на большие лекала столы. Блеск экранов и лёгкий шелест включённых на полную мощность, но сегодня, сейчас молчащих динамиков. Напряжённая атмосфера. Сейчас завеса тайны откроется.
Я там решал небольшую загадку.
Мой разум, оправившись от первого потрясения, своевольно взбрыкнул, недовольно фыркая и пытаясь податься назад, подобно лошади, уязвлённой неправильными и грубыми действиями всадника.
Ещё один пример телепатии? Люси?!! Это номер...
И тут же страшная сухость во рту. Значит и остальные освобождённые...
И к тому же ещё и Тёмные. Тёмные...
Пальцы Люси сжали мою руку сильнее. С какой-то отчаянной болью.
Прекрати!
Да, Дан. Слушай...
Не дай своему скакуну разума увильнуть в сторону. Натяни повод.
И слушай, слушай. Откройся. В мысленном контакте нет места для лжи.
Они его пугали. Впервые после стольких проступков он осознал, что совершил нечто такое, чего делать совершенно не стоило. Даже под угрозой мучительной смерти - препарировании на живом и без анестезии (а что у нас там внутри?) праздным хирургом-исследователем.
Смерти он не боялся. Не то чтобы он был отчаянным смельчаком. Просто внутренне не верил, будто подобное может с ним произойти. Его побудило на Проступки (с большой, с большой буквы, человеческий бог побери) не страх перед погружением в ничто, а скорее болезненное любопытство, которое пробуждали все эти необычные криокамеры, неведомо откуда взявшиеся и почему-то вызывающие у людей какой-то особенный трепет, переполненный ужасом и восхищением. Они чуть ли не молились на них.
По крайней мере на некоторые из общей массы.
С этими они возились нежно и восторженно, как ребятня с ярко раскрашенными пасхальными яйцами.
Технически их действия были безупречными, но неуверенными, как у человека, только что вступившего во владение сложной и дорогостоящей техникой, и осваивающего её не отрывая глаз от инструкции. Всё вроде бы просто, понятно, но страшно. Воткнёшь не туда, не то переключишь. И всё. Будешь потом долго плакать, реветь и канючить. Однако сделанного не вернёшь. Так что будьте весьма осторожны. Не торопитесь. Мы знаем, что делаем. Но всё же, но всё же...
И как водится, их поступки отдавали рассеянностью. Слишком большое внимание мелочам. При таком старании чаще всего именно слоны, а не букашки, страдают от недосмотра. До тех пор, пока трубным гласом не заявят о своём существовании...
Он не мог не вмешаться. Слишком всё было... необычно обставлено. И повод был тот что надо. И для них. И для его собственного увещевания. Совесть, заткнись. Я забочусь о сохранении жизней. Спящий да пробудись.