Оглядев себя, я ужасаюсь в каком состоянии нахожусь. Мое платье, хотя и не было одним из моих ценных подарков от Амона, но до боя оно было в довольно хорошем состоянии. Теперь же оно испорчено и порвано внизу, один рукав отсутствует, а другой на нем запекшаяся грязь и кровь.
Проведя руками по волосам, я замечаю, что там тоже грязь и кровь.
Хорошо, что передо мной нет зеркала, а то бы у меня, наверное, случился сердечный приступ.
Глубоко вздохнув, я начинаю двигаться в сторону леса.
Мои знания из книг и рассказы Амона, единственное, что может помочь мне найти дорогу в данный момент. И я помню, что несколько тысяч лет назад по всей Империи были проложены прочные дороги. Все они были спроектированы так, чтобы обеспечить легкий доступ к столице.
Если я наткнусь на какую-нибудь дорогу и пойду по ней, может быть, мне повезет, и я наткнусь на путешественников, которые смогут взять меня с собой.
Поскольку я не знаю, где нахожусь на карте, не имею ни малейшего представления о том, как далеко нахожусь от столицы.
Виссирианская империя совершенно огромна. Настолько, что я не представляю, как она до сих пор существует, не распадаясь на части из-за восстаний или гражданской войны. Внутри нее есть множество фракций, которые не очень-то любят то, как Империя существовала последние столетия. В частности, это касается недавно присоединенных территорий, которые до сих пор сохраняют свою национальную идентичность, несмотря на то, что Империя пыталась навязать им свой язык и традиции.
В стране существует только один признанный официальный язык: виссирианский. Но чем больше вы путешествуете, тем больше языков и диалектов вы обнаружите — это одна из причин, почему в Империи так много беспорядков.
Когда у вас так много групповых идентичностей, которые иногда выходят за рамки национальных в случае некоторых видов, трудно найти общий язык и создать сильную виссирианскую идентичность.
Как сказал мне Амон, одним из самых полярных вопросов в Империи является тот факт, что негуманоидные виды в большинстве своем порабощены и лишены всех благ, которые есть у основных граждан.
Они первыми выступили бы против империи, но поскольку один из предыдущих императоров уже предвидел эту проблему, он издал законы, согласно которым они были распределены по всей огромной территории империи в зависимости от их вида, чтобы не объединиться и не восстать. Воспользовавшись межвидовой враждой, он создал новую карту империи, на которой каждый народ был размещен стратегически правильно, чтобы избежать коалиций.
Таким образом, в то время как армия ведет вечные войны за пределами Империи, она же контролирует происходящее внутри, поскольку гражданская война может начаться в любой момент.
Именно поэтому Империя так боится Амона.
Ведь он способен объединить все эти фракции под общей целью. Благодаря своему имени и престижу он единственный, кто может убедить различные виды ввязаться в возможную войну. Но, кроме того, он способен повлиять и на граждан.
— Дождись меня, - шепчу я.
Я не знаю, в каком состоянии его найду, но молюсь изо всех сил, чтобы не опоздать.
Я никогда не была верующей и не исповедовала никакой религии, в основном потому, что моя мать запрещала мне это делать. И я, как хорошая девочка, всегда слушалась ее.
Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это была манипуляция с ее стороны, как и в случае с ложными книгами, которые она давала мне читать.
Если бы я верила во что-то, кроме нее, то у меня были бы основания надеяться на другое будущее, не связанное с ней. Возможно, мне было бы интересно узнать о внешнем мире, и я могла бы раньше взбунтоваться — все то, чего она старалась избежать.
По этой причине мне никогда не попадались книги, посвященные религии в Виссирийской империи, хотя иногда она вскользь упоминалась в других трудах.
Именно Амон открыл мне глаза, рассказав о столичных обычаях.
— Другие области Империи более разнообразны, и, как и в случае с языками, ты найдешь множество религий, богов и пантеонов по всей Империи. Но единственным признанным является Виссирийский пантеон, во главе которого стоит бог войны Вессар. В виссирийском пантеоне есть множество других главных и второстепенных божеств, но культ Вессара остается самым популярным на протяжении тысячелетий не иначе как по той причине, что он подтверждает миссию Империи по завоеванию всего известного мира.
Ох, Амон. Как я скучаю по тебе!
От одной мысли о том, что ему больно, мне хочется сровнять с землей всю эту проклятую Империю.
Даже разлучившись на такое короткое время, я уже не чувствую себя целой.
Пройдя, как мне кажется, целую вечность, я выхожу на дорогу.
Мое лицо озаряется, и я уже собираюсь исполнить праздничный танец, когда вижу подъезжающую карету. Не зная, в каком направлении находится столица, я просто бросаюсь к ней, размахивая руками, как сумасшедшая, в надежде, что меня увидят.
К счастью для меня, она останавливается.
— Вы заблудились, мисс?
Дверь в карету открывается, и я замечаю черты лица мужчины чуть старше меня. Наверное, трудно определить чей-то возраст, когда ему может быть как тридцать так и триста лет.
— Не могли бы вы указать мне дорогу в столицу?
— Вы едете в столицу? — брови его поднялись, когда он окинул взглядом мою грязную одежду, и губа дернулась в отвращении. Однако вскоре он скрывает свое отвращение, одаривая меня приятной улыбкой.
— Мы едем в том направлении. Я могу взять вас с собой. В карете есть одно свободное место.
Подойдя ближе, я вижу, что в карете находятся еще двое мужчин.
Мысль о том, чтобы находиться в таком тесном помещении с тремя незнакомыми мужчинами, не дает мне покоя, поэтому я просто спрашиваю.
— Не могли бы вы сказать, сколько времени мне потребуется, чтобы дойти пешком?
— Пешком, — в ужасе восклицает один из них. — Один или два дня, я думаю. Никто не должен преодолевать такое расстояние пешком.
— Но…
— Если вы присоединитесь к нам, то это займет всего несколько часов с каретой, — вмешивается мужчина, который был в самом начале.
— Я не знаю…
Я прикусила губу от страха.
Но когда я думаю об Амоне и его страданиях, я понимаю, что должна отбросить свои чувства и подойти к этому с практической точки зрения. Я должна добраться до него как можно быстрее.
Приняв решение, я поднимаю на него глаза и решительно киваю.
— Замечательно! Запрыгивайте, мисс, — говорит он, открывая дверь пошире, чтобы я могла войти внутрь.
Я делаю все возможное, чтобы не задеть никого из пассажиров, и опускаюсь на свободное сиденье.
Повозка снова начинает движение, и я некоторое время наблюдаю за мужчинами. Они одеты в качественную одежду, да и сама повозка, похоже, сделана из дорогих материалов.
— Так что у вас за дела в столице? — спрашивает меня первый мужчина.
Я принужденно улыбаюсь.
— Я должна встретиться с мужем, — вру я.
Он хмурится, его взгляд снова останавливается на моем рваном платье.
— В таком виде? — вскрикивает другой мужчина, но видно, что он озвучивает то, о чем думают все остальные.
— Я попала в небольшую передрягу по дороге, — выдаю я с легким смешком.
— Ну, надеюсь, теперь с вами все в порядке.
— Конечно, — отвечаю я, радуясь, что они перестали меня расспрашивать и занялись своими делами.
Первый час пути проходит совершенно незаметно, и когда я спрашиваю, сколько еще ехать, мне отвечают, что мы уже на полпути.
Но с наступлением ночи, когда карета съезжает с дороги, у меня начинают возникать подозрения.
Настолько, что я уже насторожилась, когда почувствовала острый металл у своей шеи.
Лезвие сверкает в лунном свете, блеск подтверждает, что оно родиевое.
— Сними платье, девочка, и мне не придется причинять тебе боль, — говорит один из них, и остальные смеются, снимая с себя одежду.
— Вы прокомментировали мое порванное платье и теперь хотите его? — спрашиваю я с иронией.
— Ты знаешь, что я имею в виду, — рявкает он.
— Нет, не думаю, что знаю, — говорю я, придвигаясь ближе и позволяя лезвию вонзиться в мою шею.
— Глупая девчонка. Ты умрешь, мать твою, — упрекает он меня, хотя и не убирает нож от моего горла.
— Разве не в этом заключается твой план? — вяло спрашиваю я, выстраивая вокруг себя щит. — В конце концов, я сомневаюсь, что ты оставишь меня в живых после того, как покончишь со мной.
— Но для начала ты должна быть живой, — смеется он, и остальные присоединяются к нему.
— Я лучше рискну смертью, — бормочу я себе под нос.
Подняв один палец вверх, я поворачиваюсь к ним, позволяя лезвию еще раз провести по моей коже, собирая кровь.
— Что, по-твоему, ты делаешь?
— Это? — невинно спрашиваю я, поднося палец к лезвию, и электричество проникает в металл, который проводит его прямо к телу мужчины.