7
Ценность земли по условиям того времени определялась тем, насколько она была населена. Шереметеву в отношении многих своих вотчин пришлось решать эту задачу. Так, были первоначально пусты или почти пусты обширные украинские вотчины фельдмаршала: такой именно смысл имеет его заявление, что он сам их «построил».
На Украине пустая земля заселялась по преимуществу «вольными черкасами», «призывать» которых составляло одну из главных обязанностей местных приказчиков. В центральных областях, где вольный человек был тогда редкостью, надо было покупать людей. В 1718 году на Белоозере была куплена целая партия крестьян, «для взятья» которых ездил туда по указу Шереметева его денщик Гаврила Ермолаев. Но денщик привез в Юхотскую волость только пять человек, остальные же, по-видимому, уперлись и отказались ехать. И фельдмаршал послал денщика вторично, предписав ему захватить с собой «и тех мужиков, которые оных крестьян купили для всякого вспоможенья», а также двоих из привезенных с Белоозера «для верности, — как объяснялось в указе, — другим, что оным мужикам взятым никакой обиды не показано»{79}.
Исполняя директивы владельца, вотчинные администрации, конечно, имели разный успех в заселении земель, а с другой стороны, неравномерность заселения вотчин была исторически унаследованным фактом: отсюда неизбежной становилась регулирующая роль самого вотчинника. И ряд указов Бориса Петровича показывает нам его в этой роли. Так, ржевскому приказчику предписывалось в 1717 году «вывесть» из Ржевской вотчины «на селение» в кромские вотчины 30 семей «из бобылей» с обещанием, что им будет дана ссуда. «И сей мой указ, — читаем далее, — на мирском сходе им, крестьянам, объявить: будет похотят — добровольно, а будет охотников не будет, выписать и в неволю»{80}. Таких же «добровольных» переселенцев и туда же должна была дать и Вошажниковская волость.
В результате принятых Шереметевым мер крепостное население его земель сильно выросло. Там, где переписные книги 1677–1678 годов констатируют пустоту, появились крестьянские дворы. При этом значительно увеличилось количество жителей (точнее — дворов) и в вотчинах, доставшихся фельдмаршалу заселенными.
Глава вторая
1
Карьера Б. П. Шереметева началась так же, как она начиналась у каждого представителя русской знати, — с придворной службы. Время от времени по особым назначениям он выполнял разные придворные обязанности: сопровождал царя в поездках по монастырям и подмосковным селам, стоял рындой при торжественных приемах и т. п. В 1679 году он был назначен в Большой полк товарищем воеводы — это была первая его служба военного характера. Через два года видим его уже воеводой Тамбовского разряда (по-современному — военного округа). Никаких сведений о деятельности Б. П. Шереметева в том и другом звании мы не имеем, но из самих назначений ясно, что он быстро выдвинулся среди своих сверстников. В 1682 году при восшествии на престол царей Ивана и Петра он уже был пожалован в бояре. Боярский чин открыл перед ним возможность широкого участия в высшем управлении государством, главным образом в качестве члена Боярской думы, а затем — в форме тех или других чрезвычайных поручений. Таким путем, можно сказать, Шереметев становится активным участником государственной жизни.
На исходе XVII века в области внешней политики два главных вопроса стояли перед Россией: отношения с Турцией и отношения со Швецией. Вопрос турецкий выдвигался необходимостью защиты южных границ от вторжения крымских татар. Легче всего он мог быть решен путем доведения русских владений до берегов Черного и Азовского морей. Но Крым был вассалом Турции, и борьба с ним сделала неизбежной войну с Турцией, тем более что Турция имела притязания на влияние в пределах Украины вообще. Отсюда крымские походы В. В. Голицына — при Софье, азовские и прутский походы — при Петре.
Отношение к Швеции определялось в основном стремлением России утвердиться на балтийском берегу. Это стремление естественнее всего осуществлялось бы возвращением из-под власти шведов старинных русских областей Ингрии и Карелии, то есть восточного побережья Финского залива. Необходимость для экономического развития России собственных «морских пристанищ» на балтийских берегах была тогда уже совершенно ясна, и во второй половине XVII века на многократных посольских «съездах» и переговорах со шведами московские дипломаты неизменно предъявляли требование о возвращении областей на Балтике; не раз называлась и шведская крепость Ниеншанц, на месте которой потом возник русский Петербург.