Присылавшиеся Репниным сын его и адъютанты давали на суде показания. Сын Репнина показывал: послан он был отцом «до генерал-фельдмаршалка и ковалера господина Шереметева, и генерал-фельдмаршалк» сказал ему, что «послан генерал-поручик Рен з бригадой да брегадир Айгустов з двемя полки пехотными и приказал мне ехать до господина полковника князя Голицына, которой был у то время в апрошах… и велел ему сказать, дабы он в апрошах переменялся и шел до дивизии своей на сикурс»{253}.
Приезжавшие ранее молодого Репнина адъютанты Дурново и Волынский дали аналогичные показания, причем первый добавил, что, возвращаясь назад к Репнину, он встретил генерала Ренне, который «на сикурс послан был»{254}. Итак, на помощь Репнину пошли генерал Ренне с кавалерией и Ингерманландским полком, за ним — бригадир Айгустов с двумя полками, наконец, князь Голицын со своим полком. Конечно, можно бы требовать, чтобы Шереметев выступил на помощь Репнину всеми своими силами, но это превратило бы частный бой в генеральную баталию, которой так добивался Карл XII и от которой постоянно предостерегал своих генералов Петр.
Шведский король не использовал своего успеха у Головчина, не пошел за отступавшими по направлению к селу Горкам русскими войсками, а занял Могилев — весьма удобное место для переправы через Днепр. Здесь он простоял несколько недель в ожидании Левенгаупта, шедшего на соединение к нему из Риги. Между тем 9 августа приехал в Горки Петр. Считая теперь наиболее вероятным движение шведов на Украину, Петр передвинул Шереметева в Мстиславль, ставя таким образом его «корпус» между неприятелем и внутренними областями России.
Карл и в самом деле отказался от наступления на Москву, поменяв свои планы в третий раз; он действительно решил идти на Украину, куда звал его Мазепа и где в Батурине ждали начинавших голодать шведов обильные запасы продовольствия. Шведов ждал маршрут с довольно трудными переправами через притоки Днепра — Сож, Ипуть и особенно Десну. Задача русских войск заключалась в том, чтобы, следуя параллельно шведам с восточной стороны, по возможности задерживать их на трудных переходах и переправах. Эта задача возложена была Петром на Шереметева, тогда как сам он с Меншиковым двинулся навстречу Левенгаупту. В состав отданного в команду Шереметеву «главного корпуса» были включены: 1) три пехотные дивизии — собственная Шереметева, Алларта и Ренцеля; 2) артиллерия; 3) драгуны Гольца, Ренне и Инфлянда; 4) несколько казачьих полков и десять драгунских полков Боура.
Фельдмаршалу пришлось преодолеть ряд затруднений. Ему не сразу удалось войти в связь с кавалерийскими частями Гольца и Ренне, которые должны были обеспечить правильную разведку движений неприятеля, а до тех пор он довольствовался ничтожными в этом смысле средствами, из-за чего действовал, можно сказать, с завязанными глазами, рискуя наткнуться на неприятеля или подвергнуться неожиданному нападению «на марше». «Господин генерал-фельдмаршал Гольц еще ко мне о сем не ответствовал, где обретается, — писал Шереметев Петру 21 сентября… — И не безопасен я пребываю, понеже, кроме вашего величества указов, в которых мне объявляется о неприятельском обороте, я о неприятеле неизвестен»{255}. Но и после того как связь с Гольцем и Ренне установилась, действия кавалерии оставались слабым местом в движении шереметевского корпуса.
На поведении кавалерийских генералов сказывалась двойственность управления армий: кавалеристы неохотно подчинялись начальнику пехоты, каким оставался и теперь Шереметев, и порой даже отказывались исполнять его распоряжения. Когда, например, Шереметев потребовал от генерала Ренне, чтобы тот стал со своей бригадой на указанном ему месте, тот ответил грубостью: «И он мне в ответ говорил, чтоб ему не указывал, как служить, — жаловался Борис Петрович, — и отъехал от меня с сердцем, и по прибытии своем к генералу-фельдмаршалу-лейтенанту объявил, что он командывать над полками не будет и команду свою отдал…»{256}.