19 декабря он уехал в Москву, не вполне обеспечив армию продовольствием, а вернулся, задержанный испортившимися путями, только 11 марта следующего года. По этому поводу Петр мягко выговаривал фельдмаршалу, что ему следовало приезжать в Москву раньше, «к Рождеству», чтобы раньше и вернуться, или уж совсем не ездить. «Однако ж, — кончал он свое послание от 5 апреля, — много толковать о прошедшем не надлежит, но надобно, как ныне возможно, по крайней мере трудиться вам, дабы солдаты крайней нужды без хлеба не претерпели»{271}. За этот недолгий срок в армии почувствовали его отсутствие. Об этом писал ему Брюс. Сообщив фельдмаршалу приятную весть, что в войсках «скорбь (т. е. свирепствовавшая тогда чума. — А. З.)… зело умалилась», он делал, однако, оговорку: «…токмо нам гораздо скучно здесь, что вашего высокографского превосходительства очи не видим…». И причина — не в одном удовольствии и общении, а в том, что артиллерия осталась без фуража, так как заместитель Шереметева князь Репнин только обещает, но не «управляет». «Того ради, — читаем в заключение, — немалое желание имеем, дабы ваше превосходительство нам здесь вскорости видеть»{272}.
Еще до возвращения Шереметева приехал под Ригу Меншиков. Ему поручено было Петром произвести работы на фарватере между Ригой и Дюнамюнде «для занятия водяного хода с моря», чтобы неприятельские суда не могли доставлять помощь осажденному городу. Фельдмаршал должен был, согласно царскому указу, «самому сие дело надзирать, яко первое во аттаке рижской»{273}. Таким образом, Меншиков, за Полтаву тоже получивший звание генерал-фельдмаршала, и Шереметев, которому был оставлен титул «первого» генерала-фельдмаршала, еще раз оказались рядом. Но если раньше между ними и замечались «контры», то после Полтавы согласие восстановилось, хотя, может быть, и не сразу. Еще как будто некоторая неуверенность в отношениях чувствовалась у Бориса Петровича, когда он 13 сентября по дороге в Ригу писал Меншикову: «Два писания имел до вашей светлости, но ни на которое ответствования не получил, в чем разсуждаю: разве какой отмены быти в приязни вашей ко мне»{274}. Около того же времени он, однако, обращался к «его светлости» уже с просьбой о «предстательстве» перед царем за «брата Василья», который, по его словам, сына своего против царской воли «у князя Ромадановского женил и в том имеет его величество гнев»{275}.
А вот как изображена в Военно-походном журнале Шереметева встреча двух фельдмаршалов при вторичном приезде Меншикова под Ригу 15 апреля 1710 года: в этот день с утра Шереметев был «…при заведении новой крепости при урочище Гефольберке и рано кушал, а при нем — брегадир Чириков. Потом уведомились, что в Юнфергоф прибыл водою в 9 стругах светлейший князь генерал-фельдмаршал Меншиков, и тогда генерал-фельдмаршал Шереметев от той крепости поехал в Юнфергоф и с светлейшим князем съехались и имели забаву до вечера. При том были: генерал князь Репнин, генерал-майор Айгустов, брегадир Чириков и протчие многие офицеры». В подгулявшей компании высокий гость придумал забаву, для которой средством послужили ни в чем не повинные солдаты. «Потом, — продолжает запись, — генерал-фельдмаршал Меншиков приказал в Юнфергофе генералу Репнину (хотя о том генерал-фельдмаршал Шереметев отговаривал его) бить в барабаны алярм. И солдаты все стояли в Юнфергофе в строю часа с 2. После того розъехались по квартерам»{276}. Как видим, Шереметев и в этом случае остался верен себе в своем отношении к солдатам.
Вообще в Военно-походном журнале за это время развертывается перед нами знакомая картина: ежедневно у Шереметева собирались генералы и «протчие офицеры». Здесь нет упоминаний ни о делах, ни о советах; зато посетители «кушают» и иногда «забавляются». При этом о бомбардировке Риги говорится почти в каждой записи, но к этому, по-видимому, и сводилась главным образом осада. Оттого, может быть, у генералитета и оказалось много свободного времени. Впрочем, ограничивались бомбардировкой и тесной блокадой города в соответствии с желанием Петра, который писал Шереметеву, чтобы до подхода подкрепления апрошей не подводили ближе к городу, «дабы людей не потратить»; «все свое смотрение имейте, — писал Петр, — на отбитие сикурса водою и сухим путем, понеже все в том состоит…» и опять: «…опрошами не приближайтесь, но берегите людей и смотрите на людей, понеже сие главнейшее, в чем должны вы ответ дать»{277}.