Среди тогдашней знати возникла мода на латинскую фразу, даже просто на латинский алфавит. Как иначе объяснить, например, что Б. А. Голицын обычное пожелание «многих лет», которым заканчивал свои письма к Петру, иногда выражал по-латыни, даже не считаясь с тем, что Петр I латыни не знал? А люди, не знавшие, как и Петр, по-латыни, но желавшие щегольнуть культурностью, выходили из затруднения тем, что изображали латинскими буквами свои фамилии и вообще русские слова.
Самый русский язык своим словарным составом начинал отражать это тяготение к Европе и европейской культуре. При Петре 1 наблюдается явное увлечение иностранными словами. Они вводились в русскую речь не только для обозначения новых понятий, но зачастую без всякой нужды ими заменяли привычные русские слова, подвергая при этом довольно бесцеремонной операции ради их приспособления к требованиям русской грамматики. Поэтому речь европеизировавшегося автора нередко звучала комически. Наиболее яркие иллюстрации этого можно найти в писаниях много раз упоминавшегося князя Б. И. Куракина, но в том или другом количестве они найдутся у любого автора той эпохи, в том числе у самого Петра I. Так язык знати начинал обособляться от народной речи.
Чрезвычайно важно, что в происходивший культурный переворот наряду с мужчиной — почти наравне с ним — втянута была и женщина. На примере семей князя Б. И. Куракина и графа Г. И. Головкина мы убеждаемся, что программа домашнего образования для детей обоего пола была одинакова. Правда, в дальнейшем их пути расходились; однако Петром были приняты некоторые меры к тому, чтобы это расхождение не было слишком далеким. Ганноверский резидент Вебер в донесении от 9 (20) апреля 1714 года сообщал своему двору, будто Петр I в целях усвоения русскими знатными женщинами немецких манер и свойственных их полу знаний требовал, чтобы состоятельные родители отправляли своих дочерей на житье в немецкие семьи. Проверить справедливость такого сообщения по русским источникам мы не можем, зато нет оснований сомневаться в справедливости другого сообщения, что молодым женщинам, мужья которых посланы или будут посылаться в Европу, предписывалось Петром следовать за ними, при них оставаться и, таким образом, приобретать культурные «свойства» — правда, при условии, что они красивы и имеют хорошую фигуру. Вебер добавляет, что в силу этого требования некоторые молодые дамы уже и отправились за границу к своим мужьям. Это Анна Петровна Шереметева, бывшая с фельдмаршалом во время его похода в Померанию; Марья Юрьевна Долгорукова, приезжавшая в Копенгаген к своему мужу В. Л. Долгорукову{439}; Екатерина I, долгое время остававшаяся при царе в Германии в 1716 году; были, несомненно, и другие.
5
В процессе европеизации России было бы неправильно противопоставлять без всяких ограничений боярство (понимая этот термин в бытовом смысле как совокупность придворных чинов) Петру I как консервативную, противодействующую социальную среду. За исключением разве отдельных лиц, боярство в целом также повернулось лицом к Европе, куда смотрел и Петр. Но Европа сама как особый культурный мир — весьма сложное явление. В европейской культуре и тогда имелось большое разнообразие стилей и направлений, располагающихся в двух основных разрезах — по странам и классам, и самый выбор образцов для подражания должен был определяться в каждом отдельном случае совокупностью классовых и индивидуальных условий, воспитывавших те или иные душевные расположения и делавших неизбежными встречи и пересечения в пределах одной и той же страны, даже одной и той же социальной группы, различных культурных течений. В этом разнообразии восприятий была почва для расхождений и борьбы.