– Густав, умоляю тебя, оставь эту затею!..
Густав, зная, что его сестра простая и слабая женщина, стал убеждать зятя, что долг того – помочь ему в этом.
Но Иоахим Браге испугался от такого его предложения.
– Не-ет! – отрицательно покачал он головой. – Я в милости у короля!.. И должен явиться в Стокгольм на его коронацию!..
Он косо посмотрел на него.
– Тебе же лучше не показываться там! – продолжил он. – Пока не получишь от короля охранную грамоту!..
Густав с сожалением осознал, что зять оказался таким малодушным.
Они расстались.
Он ушёл на отцовскую мызу «Рефеснес»: решил отдохнуть там, собраться с силами. При этом он предупредил работников мызы, что скрывается, пришёл сюда тайно, чтобы никому не говорили о нём. Его, уставшего и разочарованного, не покидали мрачные мысли. Во всех местах, куда бы он ни совался, у старых друзей и родственников, нигде не получил он поддержки. Одни изменяли или могли изменить, выдать его. Другие же всего боялись, боялись людей короля Кристиана… И он запил… Затем одумался, снова встряхнулся, понимая, куда может завести это его…
И так подошёл конец сентября. В это время пришло новое сообщение из Стокгольма: вдова Стена Стуре, госпожа Христина, открыла ворота города королю Кристиану с условием не преследовать сторонников Стена Стуре.
И ему, Густаву, после всего пережитого ужасно захотелось поделиться с кем-нибудь своими мыслями о том, что происходит в Швеции, закричать во всё горло, призвать людей, чтобы не верили королю Кристиану. Это вероломный, без чести и совести человек. Нельзя полагаться на его слово.
Узнав от работников мызы, что неподалёку, в монастыре Мариенфред, живёт сейчас престарелый архиепископ Якоб Ульфзон, он поехал туда, надеясь разрешить у него свои сомнения.
Архиепископ встретил его приветливо. Он проводил там, в тиши монастыря, остатки своих дней, поэтому был настроен благодушно.
Но у него Густав не нашёл того, что искал. Старик полностью разочаровал его, когда посоветовал ему положиться на милость короля.
И он уехал от него. Чтобы быть в курсе того, что происходит в Стокгольме, он стал тайно посылать туда кого-нибудь из своих крестьян. То же самое сделал и в ноябре, восьмого числа, в субботу.
Малый, крестьянин, вернувшийся из Стокгольма с безумным взглядом, дрожа, пресекающимся голосом бубнил одно и то же:
– Сопротивление римскому престолу есть ересь!.. Ересь!.. Ересь!..
Повторял и повторял он…
Густав врезал ему пощёчину, чтобы привести его в чувство.
И тот замолчал, уставившись на него полными ужаса глазами… Когда же он немного пришёл в себя, то рассказал то, что увидел.
События там, в столице, разворачивались как в дурном и тяжёлом сне. После присяги королю Кристиану архиепископ Тролле подал ему жалобу на совет города Стокгольма, на своих личных врагов. И король приказал закрыть ворота города. Всем горожанам приказано было не выходить из своих домов. И зазвенел, зазвенел голос глашатая на улицах, провозглашая решение сторонников архиепископа:
– Сопротивление римскому престолу есть ересь!.. Ересь!.. Ересь!..
Всё провалилось в очередной раз в дикость, всё пало к стопам воинствующей духовной власти, к подножию языческого Рима…
Улицы – пустые… Испуганно таращились окнами дома на всё происходящее…
Затем на площади было зачитано обвинение, последовал приговор, без следствия, без суда. И тут же начались казни: покатились отрубленные головы к подножию эшафота. Сначала казнили пятьдесят сторонников Стена Стуре Младшего, высших сановников. Затем машина казни заработала уже сама собой… Среди казнённых оказались отец Густава и зять, Иоахим Браге, наивно поверивший в милость короля Кристиана.
От этого известия Густав сначала испугался, затем возмутился и ожесточился. Больше у него не осталось сомнений что делать.
Последняя его надежда – далекарлийцы. Только это осталось у него. В прошлом, как рассказал ему однажды Сванте Стуре, далекарлийцы, далийские крестьяне, оказали ему важные услуги. Это был бесхитростный, простой народ, живущий в суровом климате у северных гор по своим древним законам, готовый по призыву сразу же взяться за оружие, когда дело касалось спасения отечества, земли своих предков.
Опасаясь оставаться здесь, на мызе отца, Густав решил покинуть её. Он погрузил всё имеющееся у него золото и деньги в походную кожаную сумку, оделся потеплее, рассчитывая на дальнюю дорогу. Велел своему слуге одеться тоже так, чтобы не замерзнуть в пути. Они погрузили поклажу на коней, сели сами и отправились вдвоем по направлению к северным горам.