Выбрать главу

Это объясняется далее стечением следующих обстоятельств.

Руководящий германский генералитет сам связал себя со всеми последствиями политики и войны Гитлера. Большинство генералов, за исключением немногих стоявших в оппозиции, доверяли и были преданы Гитлеру, позволяя себе как максимум лишь некоторую критику. Отдельные же генералы активно содействовали Гитлеру в его политике.

Такое отношение высших слоев германского генералитета побудило широкие круги армии и германского народа довериться полководческим способностям Гитлера. Такое слепое доверие Гитлеру со стороны широких слоев народа, в свою очередь, влияло на отношение генералов к Гитлеру.

Повиновение руководящего генералитета военному руководству «ефрейтора» Гитлера может быть объяснено поэтому не только обязательным военным подчинением. Оно объясняется также кратко описанными выше политическими обстоятельствами.

27 августа 1946 года. С сегодняшней почтой доставили странное письмо, из которого я узнал, что «войны вызываются мужчинами и женщинами, парнями и девушками обычного среди народов мира вида. Это — черти. Слово «черт» означает гигантские существа, похожие на мужчин и женщин. Я сам видел несколько молодых чертовок. Мне известно, где можно найти несколько чертей. Если вы дадите объявление в английской газете «Пипл»1, сообщайте по радио, я помогу Вам подчинить чертей государственному контролю...».

Нет необходимости и дальше переписывать этот бред. Скорее всего — это последствия войны; далеко не каждый человек смог спокойно ее перенести.

24 сентября 1946 года. В связи с близким окончанием процесса над главными немецкими военными преступниками, меня снова терзают сомнения. Значит, виновен каждый, кто участвовал в совещаниях по подготовке войны. И предстоящие процессы будут все-таки национальными1.

Самым трудным является один пункт — мне могут сказать: «Вам поручили через Гальдера разработать этот план (план «Барбаросса»). Какие вы предприняли шаги против этого?» Что я могу ответить на это, ведь мне поручено было составить наступательный план...

Единственное благоприятное для нас — это то, что мы здесь были ведущими среди военнопленных. Все-таки что-то делали. Это — некоторый шанс в нашу пользу...

1947

7 января 1947 года. Сегодня поздно вечером слушал радио из английской зоны оккупации. Оно информировало меня о том, что многие из «моих людей» в настоящее время занимают ответственные посты на территории советской оккупационной зоны. В их числе: майор Бехлер — министр внутренних дел земли Бранденбург, полковник Пауль Маркгреф — главный инспектор полиции г.Берлина, капитан Эрнст Хадерганн — министр просвещения советской оккупационной зоны, майор Зейтц — комендант города Шверина, капитан Форст комендант города Стральзунда, майор Кагель — главный инспектор полиции г.Мекленбурга, поручик Симон — начальник одного из отделов земли Мекленбург и так далее. Можно ли верить этому? Ведь я практически всех этих людей не знаю или не помню.

В любом случае, в этом списке не хватает только одного имени генерал-фельдмаршала Паулюса. Дождусь ли я когда-нибудь возвращения на родину?

19 января 1947 года. Сегодня получил тревожное, но одновременно — и оптимистичное письмо от Адама. Он пишет: «...6 января я получил Ваше письмо, датированное 30.11.46. Сердечно благодарен Вам за это. Вы не можете поверить, как радовался я, когда читал строчки, написанные Вашей рукой. Прошел целый год, как мы не виделись и не разговаривали друг с другом. Я охотно и часто думаю о времени, когда мы ежедневно были вместе. Особенно же охотно я вспоминаю о посещениях Озера1. Тогда можно было высказать, по крайней мере, несколько слов.

Здесь мы живем в совершенно реакционном окружении. Приходится только удивляться, что люди с таким узким кругозором могли дойти до чина генерала. Основная масса их стоит далеко ниже среднего уровня. Среди них находится много старых знакомых, однако я не поддерживаю никаких отношений с ними. Все склонились перед террором, который практикуется группой активистов. Этот факт не доставляет мне никакого беспокойства, за исключением некоторых отщепенцев, к которым относится Штреккер, мы сплочены. Пребывание здесь это лучшая школа для нашей будущей деятельности в Германии. Мы, пятеро, находимся в нашем исключительно чистеньком блокгаузе, можем совершенно не соприкасаться с реакционной нечистью.

Кушаем мы также в своем домике, что в целом приняло семейный характер. Кайзер и я, вместе с господином фон Зейдлицем, живем в одной комнате, которая одновременно является и столовой, а рядом Ленски и Корфес. Мы отлично понимаем друг друга, многое изменилось с тех пор, как мы вернулись из Лунево. Другие товарищи часто приходят к нам в гости. Здесь я еще не скучал, так как работаю с утра до позднего вечера. В качестве отдыха я усердно занимаюсь резьбой по дереву. В этой области я многого достиг под художественным руководством Кайзера.

К Пасхе я позволю себе послать Вам вещественное доказательство своей работы. Я знаю, что Вы интересуетесь этим. Однако достаточно уже об этом. Я вижу все в розовых красках и верю, что Вы наладите связь со своей семьей и что заботы, которые вызывает Ваш сын, теперь устранены. Попрошу передать ему привет от меня. У Вашей семьи все тяжелое позади. Да, теперь все уже миновало. Несказанно счастливы будут все, когда Вы снова очутитесь в их кругу. И такое время еще придет, мы только не должны терять терпение. Само собой разумеется, что все мы рассчитываем на плодотворную, созидательную работу на родине. Я надеюсь найти себе занятие после нашего возвращения в восточной зоне.

Моя семья живет хорошо. Налажена самая регулярная связь. Как мне сообщила в последнем письме жена, в мае я буду дедушкой. Будем надеяться, что все пройдет хорошо. 4дня тому назад я получил свадебную фотографию от моей дочери и зятя. Оба не знают никакой нужды. Наша связь со страной, кажется, хорошо налажена. Жаль, что я не могу позаботиться о своей жене и дочке. Однако я питаю надежду на то, что не за горами тот день, когда я увижу их снова.

Буду ли я иметь возможность видеть Вас и хотя бы еще раз разговаривать с Вами? В кругу товарищей мы часто вспоминаем Вас. Все старые луневцы, в особенности Ленски, Хоман и Штесляйны, просили меня передать Вам свои сердечные приветы.

Я желаю Вам всего хорошего в будущем и передаю Вам также свой сердечный привет.

Преданный Вам Адам.

Много благодарен за приветы от Мюллера и Эрвина. Я прошу передать привет им и господину Бушенхагену».

20 января 1947 года. Сегодня получил письмо от генерала Зейдлица. Как все-таки мы схожи! И даже наши семьи! Итак, Зейдлиц пишет: «...Примите большую сердечную благодарность за Ваши такие дружественные строчки от 30.11., полученные нами 15 января. Все мы были очень обрадованы Вашей поистине хорошей весточкой, так как вот уже целый год, как мы находимся не вместе.

Письма от Вашей семьи также говорят о полном довольствии.

Соответственно условиям жизни, в плену мы живем хорошо. Нас пятеро (кроме меня: Адам, Кайзер, Корфес, Ленски), живем во вновь выстроенной небольшой деревянной даче, рядом со зданием кухни. Создана самая уютная и настоящая семейная обстановка (с начала октября), мы очень счастливы, так как оба основных корпуса очень, очень тесны. Жизнь здесь создана только для нас.

Политическое положение здесь остается без каких-либо существенных изменений, так как основная масса чересчур стара, а активная политическая работа запрещена, исключая только нас и таких, которые хотят идти заодно с нами. В целом, приблизительно 15% антифашистов, среди которых 20 генералов, и другая группа — группа, с которой надо бороться самым ожесточенным образом, озлобленно-вражеская, достаточно сильная группа.

Из дома я получаю в основном хорошие весточки. Жена и 4 дочери здоровы! Старшая учится в Гамбурге в портняжной академии, вторая — в Ганновере, техническая медицинская ассистентка-ветеринар Высшей школы. Одна (та, что в Гамбурге) может каждую неделю, а другая (Ганновер) — в конце каждой недели ездить домой к матери. Обе очень довольны!