Прочитав указ до конца, Репнин посмотрел на жену таким взглядом, словно ждал от неё ответа.
— Ты решил ехать в Петербург? — спросила она.
— События такие, что должен ехать.
Она не стала его отговаривать.
— Выедешь завтра?
— Сегодня уже поздно. Завтра утром. До Москвы на своих, а оттуда уже на станционных. Что до вас с Дашей, — добавил он, — то поживите пока здесь. Я напишу, как вам быть дальше.
— За нас можешь не беспокоиться, — грустно сказала Наталья Александровна. — Будем надеяться, что разлука будет недолгой.
2
Приехав в Петербург, Репнин решил прежде всего нанести визит президенту коллегии иностранных дел Безбородко. Не только потому, что тот был первым министром и считался одним из ближайших советников императрицы. Он знал Безбородко уже много лет, поддерживал с ним дружеские отношения ещё со времён Русско-турецкой войны 1768–1774 годов, когда тот служил у Румянцева в качестве личного секретаря.
Первого министра Репнин нашёл в конференц-зале коллегии, где тот принимал присягу от бывшего сотрудника французского посольства, решившего не возвращаться в мятежный Париж, а принять российское подданство. Это был человек лет сорока, свободно владеющий русским языком.
Репнин уже знал о решении императрицы привести к присяге всех французов, находившихся в России и желавших в ней остаться. Что до тех, кто такого желания не имел, то им было приказано немедленно покинуть пределы России.
Стараясь не отвлекать первого министра от дела, Репнин присел на скамью, стоявшую у входа, и стал ждать, когда закончится необычная церемония. Текст присяги был написан заранее, и человеку оставалось только достаточно громко его прочитать, держа одну руку на Священном Писании.
— …А потому, — в абсолютной тишине раздавался напряжённый голос, — пользуясь безопасным убежищем её императорского величества самодержицы Всероссийской, даруемым мне в её империи, обязуюсь — при сохранении, как выше сказано, природной моей христианской веры и исповедания… и достодолжном повиновении законам и правлению, от её величества учреждённым, — прервать всякое сношение с одноземцами моими французами, повинующимися настоящему неистовому правительству, и оного сношения не иметь, доколе с восстановлением законной власти, тишины и порядка во Франции последует от её императорского величества на то разрешение. В случае противных сему моих поступков подвергаю себя в настоящей временной жизни по законам, в будущем же суду Божию. В заключение же клятвы моей целую слова и крест Спасителя моего. Аминь.
Едва француз произнёс последние слова, как русский священник, всё это время стоявший с ним рядом, подставил ему массивный бронзовый крест. Француз, перекрестясь, поцеловал сей крест, после чего, посчитав церемонию законченной, стал смотреть по сторонам, отыскивая нужного ему человека. Этим человеком оказался граф Безбородко. Первый министр с важным видом подошёл к нему и, поздравляя с вступлением в российское подданство, пожал ему руку. Репнин решил воспользоваться случаем и, приблизившись, тоже поздравил француза, а потом уже поздоровался с самим Безбородко.
— Давно приехали? — спросил Безбородко.
— Несколько часов назад.
— Очень хорошо, что приехали. Государыня о вас спрашивала, и я уже собирался послать человека за вами.
— Вы знали, где я?
— Мне сказал об этом Кутузов.
— Михаил Илларионович? Где он сейчас?
— Послан в Константинополь во главе большого посольства.
Разговор продолжили в кабинете первого министра. Однако здесь уже говорили о более серьёзных вещах. Безбородко рассказал, что государыня всё ещё не оправилась от потрясения, вызванного сообщением о казни французского короля, сделалась раздражительной и мнительной: всюду ей мерещатся измены. Как полагают некоторые люди из её окружения, она считает способным на измену даже собственного сына великого князя Павла.