Наталья Александровна встретила его в новой причёске, сделанной по последней моде. Гладко зачёсанные волосы были стянуты сзади в тугой пучок и сильно напомажены.
— Ну как, — повертелась она перед ним, — красиво?
— Слишком много штукатурки, — усмехнулся князь.
— Не нравится потому, что ты к такой красоте ещё не привык. Завтра буду казаться красивее.
— От тебя пахнет луком и пряностями, — сказал он. — Была на кухне?
— Угадал. Помогала поварам готовить праздничный обед.
— Такой обед будет кстати.
— Я знала, что доставишь домой радостную весть. Или я неправа?
— Ты всегда бываешь права, — притянул он её к себе. — Можешь поздравить, с сегодняшнего дня я генерал-фельдмаршал. Государь был ко мне очень милостив.
— Я знала, что так будет, — торжествующе сказала супруга. — Правду надолго под замок не запрёшь.
Она провела его в столовую и показала столы, сдвинутые друг к другу.
— Это для дворовых, — пояснила она, — пусть и они порадуются.
— Мы тоже будем с ними?
— Наше присутствие их будет стеснять. Для нас накрыт стол в твоём рабочем кабинете. Можешь идти туда, я пойду следом, как только дам кое-какие распоряжения прислуге.
Уединившись в кабинете, они сидели за столом до позднего вечера. Наталье Александровне показалось, что муж не был так рад получению нового чина, как она, да и вообще настроение у него было не совсем праздничное.
— Ты разочаровался в Павле Петровиче? — спросила она его напрямик.
— Я уже говорил, он был ко мне милостив. В разговоре высказывал умные мысли. Но он суетлив, а суетливость для руководителя государства — величайший порок.
— Но может быть, он только сейчас такой, ещё не привык к своему новому положению. Когда освоится, всё может пойти иначе.
— Будем надеяться.
После встречи с императором Репнин два дня никуда не выезжал, отдыхал дома. Потом поехал к Безбородко, который всё ещё оставался на своём месте, хотя многие руководители ведомств императором были уже заменены.
Первый министр знал о присвоении Репнину чина генерал-фельдмаршала. Он был рад этому событию и в первые минуты встречи не раз подчёркивал это.
— Думаю, Павел не ограничится награждением вас фельдмаршальским чином, — сказал он. — Он постарается найти для вас такое место, чтобы вы были у него всегда под рукой. Он даже Румянцева желает перетащить в Петербург, хотя сия затея, как мне представляется, ни к чему не приведёт: в его годы никакими приманками не вытащить из Киева. Но у вас положение другое.
— Не скрою, я был бы рад закрепиться в Петербурге, — отвечал Репнин, — но у меня нет на это никаких надежд. Император уже объявил, что за мной сохраняются прежние должности и, следовательно, местом моего постоянного проживания остаётся город Вильно.
— Император переменчив: сегодня скажет так, а завтра уже говорит другое… Впрочем, — задумался Безбородко, — решения императора часто зависят от подсказок его окружения, а оно расколото на две партии, хотя сам император этого пока не замечает.
— А кто к нему наиболее близок?
— Лида, которые при Екатерине не играли никакой роли. Архаров, например.
— Первый раз о нём слышу.
— Обер-полицмейстер, гроза города. Императору нравится своей строгостью к нижестоящим и тем, что с полуслова умеет угадывать его мысли.
— А ещё кто?
— Ростопчин, Кутайсов, Нелидов… Особенность придворной интриги заключается в том, что в неё вовлечены знатные дамы, в том числе сама императрица и её фрейлина Нелидова, на которую Павел «положил глаз» ещё в то время, когда был великим князем. Кстати, любимая фрейлина императрицы принадлежит к фамилии князей Куракиных, а Куракины стоят за тебя горой. Ведь ты через жену связан с ними родственными отношениями. Не так ли?
— Я не поддерживаю с ними близких отношений, — сказал Репнин, насупившись.
После небольшой паузы Безбородко заговорил снова:
— Надеюсь, князь, вы правильно поймёте мою полную откровенность перед вами и забудете то, что я вам говорил, тем более, что мои высказывания были основаны на слухах и предположениях.
— Вы могли бы и не говорить мне этого.
— Спасибо, Николай Васильевич. Посплетничали, а теперь поговорим о деле. Расскажите, как там ведут себя наши поляки?