Служба давно кончилась, со всех участников бунта была взята клятва впредь не бунтовать, слушаться своего хозяина, властей, и многие крестьяне уже разошлись по домам. Но у оставшихся, видимо, всё ещё оставались какие-то вопросы, на которые не получили удовлетворительного ответа.
— Здорово, мужики! — приветствовал толпу губернатор. — Со мной приехал присланный самим императором генерал-фельдмаршал князь Репнин. Вот он перед вами. Он готов выслушать ваши жалобы, ежели справедливы. Говорите.
Толпа молчала. Репнин чувствовал устремлённые на него взгляды — взгляды людей, желающих удостовериться, можно ли быть с ним откровенным или нельзя.
Репнин, подойдя к толпе, заговорил первым:
— Что вас заставило решиться на бунт?
— Терпения больше не стало, вот и взбунтовались, — раздался голос из глубины толпы.
— Совсем нас за людей считать перестали.
— Раньше хоть по воскресеньям могли на себя работать, а теперь и воскресные дни отняли — всё на барина да на барина. Где же тут правда?
— Правды нету! — хором подхватила большая часть толпы.
— Поспокойней, поспокойней, — призвал толпу Репнин. — Когда же вы на себя работаете?
— Управляющий дозволяет работать на себя только по ночам.
— А вы барину своему об этом говорили?
— Барин наш генерал, ему до нас дела нету. Хоть разочек посмотреть, какой он есть!..
— Я понял вас. Что до вашего дела, то оно будет расследовано и доложено императору. Наш император примет справедливое решение. Можете мне поверить.
При возвращении в Орел большую часть пути Репнин ехал молча, углубившись в свои мысли. Уже подъезжая к городу, он вдруг спросил губернатора:
— Помните ли вы десять заповедей Моисея?
— Десять заповедей?.. А где о них написано?
— В Священном Писании, которое мы называем Законом Божьим.
— Не помню, — признался губернатор.
— В одной из этих заповедей указано, что седьмой день недели Богом определён днём нерабочим. А в тех поместьях, где мы с вами были, владельцы крестьян заставляют их работать на хозяина даже по воскресеньям. Вот где таится одна из главных причин бунта. Думаю, вам следует серьёзно в этом разобраться и призвать помещиков быть добрее к своим крестьянам, пересмотреть количество установленных ими дней для работы в пользу своих господ.
— Поговорить с помещиками, конечно, можно. Но будет ли от этого толк? Тут нужен закон.
— Да, закон нужен, — соглашаясь, промолвил Репнин и снова замолчал, теперь уже до самого конца пути.
О результатах своей поездки Репнин доложил императору уже на другой день после возвращения в Петербург. Павел Петрович был удовлетворён тем, что бунтовщиков удалось усмирить в течение двух-трёх часов. Не вызвало у него гнева и то, что в ходе усмирения было убито 20 и ранено 70 человек.
— Надо было бы ещё человек пять-шесть повесить, — комментируя действия карателей, сказал он. — На виду всего народа. Чтобы знали, что ждёт тех, кто осмеливается бунтовать против своих хозяев и законных властей.
— Ваше величество, — мягко заговорил Репнин, — карательные меры, конечно же, необходимы. Без строгостей порядка не будет. Но смею заметить, ваше величество, одними устрашениями воцарить вечное спокойствие в губерниях невозможно. Есть причины, которые, ежели их не устранить, будут побуждать крестьян бунтовать снова и снова.
— Какие это причины? — насторожился Павел.
Репнин рассказал о своём разговоре с жителями села Брасова, о том, что их заставляют работать на помещика семь дней в неделю, и им совершенно не остаётся времени для работы на себя.
— То, что делается сейчас, — говорил Репнин, — противоречит Божьему Закону, где в десятисловии Моисея седьмой день недели признается нерабочим.
— Десятисловие Моисея я помню, — сказал государь. — Но что вы от меня хотите? Хотите, чтобы сим делом занялась церковь?
— Ваше величество, народ ждёт восстановления справедливости от своего нового монарха. Вам достаточно будет объявить всей империи манифест о непринуждении крестьян работать в воскресные дни, и народ успокоится, поверит в торжество справедливости.
Павел подумал и согласился:
— Пожалуй, манифест нужен. Народ должен знать: я желаю справедливости, желаю, чтобы богато жили не только помещики, но и крестьяне. Как установлено Божьим Законом, так пусть и будет.
Когда от императора Репнин вернулся к себе домой, Наталья Александровна, глянув на него, просияла: