— Меня благодарите, — похвалился Голицын. — Я ещё вчера сообразил, что вино нам пригодится, вот и прихватил. Подарок светлейшего, — добавил он тоном, которым как бы подчёркивал: раз вино от светлейшего, то отказываться от него никоим образом нельзя.
Едва генералы и офицеры успели выпить, как несколько солдат принесли в охапках захваченные у противника боевые знамёна. Репнин приказал сложить трофеи рядом с палаткой.
— Сколько всего? — поинтересовался он.
— Пятнадцать штук, — ответил за солдата князь Волконский, который по своей инициативе первым занялся подсчётом трофеев.
— Кроме этих знамён, что ещё досталось?
— Подсчёт трофеев не закончен. Известно только, что захвачено 35 орудий да два речных судна.
— А что скажете о потерях живой силы?
— Турок полегло не менее четырёх тысяч, а мы потеряли гораздо меньше — человек сто пятьдесят, а то и меньше.
— А ранено?
— Около трёхсот человек.
За разговором Репнин не заметил, как к компании военачальников присоединился генерал-майор Рибас, а когда заметил, обрадовался:
— Очень хорошо, что пришли. Как с переправой?
— Понтонные мосты содержатся в полном порядке.
— Прекрасно! Надо немедленно организовать отправку на тот берег раненых. К счастью, их не так много: за ними начнём переправу войск.
Генерал-поручик Волконский недоумённо уставился на командующего:
— А разве не здесь останемся?
— Вы, наверное, уже заметили, господа, что мы переправились на вражеский берег налегке. Не захватили с собой даже кухонь, не говоря уже о припасах. Мы имели задачу разбить турецкую армию, которая собиралась напасть на нас, — только и всего. У нас слишком мало сил, чтобы продолжать наступление вглубь неприятельской территории, тем более что тылы наши не обеспечены надёжным прикрытием. Словом, мы сделали своё дело и должны вернуться к себе.
— Пленных тоже на тот берег?
— Много их?
— Всего 34 человека, в том числе двухбунчужный паша.
Репнин подумал немного и решил:
— Пусть их приведут ко мне вместе с толмачом, я с ними поговорю.
— Намерены отпустить? — догадался Кутузов.
— Придётся. Хотя их и немного, но всё равно они будут для нас обузой: надо кормить, одевать. Мы их отпустим с условием, если именем Аллаха дадут клятву никогда не воевать больше против русских.
— А как быть с двухбунчужным пашой?
— С ним разговор будет особый.
Вскоре военачальники разошлись по своим местам, готовить войска к возвращению на левый берег Дуная. С Репниным остался только Кутузов, у которого возникли сомнения относительно правильности решения о возвращении армии на прежние места пребывания.
— Эх, Михаил Илларионович, — выслушав его, тяжко вздохнул Репнин. — А вы уверены в том, что, оставшись на этой стороне, не погубим тем самым свою армию? Да, визирьская армия разбита, но визирю не составит большого труда восстановить её. В крепостях, которых тут великое множество, всегда наберётся достаточное количество войск. Что до нашей армии, то она ослаблена в результате болезней и потерь, понесённых в боях, особенно при взятии Измаила. Усилить же её свежими войсками пока нет возможности, и вы это сами хорошо знаете.
— Я вас понимаю, но поймут ли другие? Добыть победу — это не только заявить о себе, что ты сильнее противника. Любая военная победа должна иметь стратегическую цель.
— А то, что мы предотвратили нападение турок на нашу территорию, разве эта цель не стратегическая? Впрочем, я знаю, к чему вы клоните. Вы хотите использовать нашу победу для склонения турок к заключению мира. Но ведь и я об этом думаю. Только мне кажется, что отвод войск за Дунай интересам достижения согласия о мире совершенно не помешает. Наоборот, я хочу, чтобы визирь увидел в нашем решении жест доброй воли. И я уверен, он всё правильно поймёт. Кстати, — добавил Репнин, — я собрал о визире достаточно обширную информацию. Этот человек не смирится с унижением, но он искренне желает скорейшего установления между нашими странами мирных отношений.
— Я буду счастлив, если всё получится так, как вы говорите, — сказал Кутузов, выражением лица давая понять, что его сомнения относительно правильности решения об отводе войск отпали.
Между тем на лужайку, где только что «обмывали» победу, под конвоем привели пленных. Репнин приказал переводчику сказать, что он, русский командующий, дарует всем полную свободу, но при условии, если они поклянутся именем Аллаха не воевать больше против русских. Что до двухбунчужного паши, то разговор с ним будет особый.