Чем больше времени проходило со дня смерти Петра Великого — тем больше сомнений вызывал у шведов Ништадтский мир, добытый оружием первого русского императора. Войну с Россией шведы считали неизбежностью — и заранее готовили прискорбные для России условия будущего мирного договора, вплоть до перехода Санкт-Петербурга под власть шведской короны. Шведы знали, что Балтийский флот, представлявший грозную силу в петровские времена, потерял боеспособность. Много лет в Петербурге не было хозяина, не было крепкой руки: сплошное женское царство да коронованные недоросли, которые вели политику расточительную и не сориентированную на государственный интерес. В Европе многие считали, что на таком политическом фоне российская армия значительно ослабла. К тому же шведский посланник в Петербурге Эрик Нолькен докладывал в Стокгольм о значительных потерях, которые русские понесли в войне с турками.
Они недооценивали силу русского оружия: даже дворцовые перевороты и придворное воровство не помеха для армии, которой Пётр Великий дал толчок к развитию.
Между тем как раз шведская армия после Карла XII потеряла стержень. К войне они готовились долго — но в большей степени на словах. Оперативно двинуться в поход не удавалось: столкнувшись с подобной медлительностью, великий Карл, несомненно, впал бы в ярость. Впрочем, шведская казна была истощена как раз войнами блистательного короля-воина — и теперь рассчитывать приходилось только на французские субсидии. Париж, не заинтересованный во вмешательстве России в войны за австрийское наследство, стремился разжечь пламя вражды между Стокгольмом и Петербургом.
В июле 1741-го Швеция объявила России войну, выставив странную причину: убийство дипкурьера Малькольма Синклера, который вёз документы о шведско-турецком союзном и военно-наступательном договоре. Несчастный Синклер погиб в Силезии, и его гибель не без оснований приписали русским шпионам, действовавшим по приказу Миниха. К середине лета пятитысячный корпус генерал-лейтенанта Будденброка сосредоточился у Фридрихсгама, трёхтысячный генерал-майора Врангеля — у Вильманстранда. До Петербурга — рукой подать. В Стокгольме запальчиво считали, что шведский солдат стоит десяти русских — и с десятитысячной армией думали взбаламутить Российскую империю. К тому же среди воинов Будденброка насчитывалось немало финнов, которые не оправдают надежд шведской короны. Когда дело дойдёт до серьёзных сражений, шведы перебросят на спорную территорию ещё не более десяти тысяч солдат. Но даже в смутные времена дворцовых переворотов и недолгих царствований Россия без напряжения могла мобилизовать на борьбу со шведами семидесятитысячную армию, разделённую на четыре соединения, прикрывавшие разные направления: Петербург, Выборг, Кронштадт, Прибалтику. Наиболее мощной была выборгская группировка. С ней и начал наступление на шведские позиции фельдмаршал Ласси.
Войска подошли к окрестностям крепости Вильманстранд. В наше время там располагается город Лаппеэнранта — один из крупнейших в Финляндии, с населением более семидесяти тысяч человек. В те времена вокруг крепости крупных населённых пунктов не было. Городок к тому времени уже лет сто был камнем преткновения в военных спорах двух держав.
Там состоялось боевое крещение Румянцева, там артиллерия заглушила его юношеский пыл. Он и после сражения остался баловником и балагуром, но ощутил себя человеком военным — и стал отдаваться службе всей душой.
Ласси предложил Врангелю сдаться, но разъярённые шведы застрелили русского парламентёра-барабанщика. Ласси оставалось только начать артобстрел Вильманстранда — и он решился на это. После канонады — яростный штурм, длившийся ровно час. Русские овладели крепостью — и дрались в тот день ожесточённо. Шведы потеряли убитыми, ранеными и пленными более четырёх тысяч человек — две трети корпуса. В плен попал и раненый Врангель со всем своим штабом.
Ломоносов откликнется на первую победу в новой войне звучными стихами: