Девушка отмахнулась:
— Лола-то? Язык у нее без привязи, и одни амуры на уме. Даже в голову не бери.
Годелот тем временем прислушался к приглушенному звону колоколов.
— Мне пора, — мрачно сказал он, — за полдень уже, к построению успеть нужно.
Повисла неловкая пауза, и Росанна проговорила:
— Тогда выйдите в лавку, я дам знать, чтоб никого не было. У прилавка потопчитесь, дождитесь первого же покупателя и выходите с ним одновременно. А потом ты, Пеппо, так же сделай. Время обеденное, сейчас много народу замелькает, затеряться легче легкого.
С этими словами она вышла из кладовой, а Годелот обернулся к другу:
— Ну, уговорились, брат. В книжной лавке Фарино. Я к нему уже захаживал и еще зайду, куплю чего подороже. Ему тогда важней будет, чтоб я снова пришел, чем языком обо мне трепать первому встречному. А ты береги себя, слышишь?
— Ты тоже не плошай, — Пеппо до хруста сжал руку шотландца, — и с доктором не торопись. Пусть остынет. Не забывай: он сгоряча тебе много такого выложил, что герцогиня не больно бы одобрила. Вы теперь сообщники.
…Росанна все рассчитала верно. Годелот задержался в лавке, демонстративно купил пирожков, отпустил девице пару комплиментов и покинул лавку с шумной четверкой аркебузиров. А Пеппо, тоже не спешивший, вдруг столкнулся с одним из своих заказчиков, тут же зазвавшим его выпить за только что купленный арбалет.
Купив для вида несколько кремней, оружейник сгреб их в ладонь и многозначительно кивнул лавочнице:
— Спасибо, Росанна. Ей-богу, что б я без тебя делал!
Девушка усмехнулась:
— В другую лавку бы пошел, льстец доморощенный!
Но, уже выходя из дверей вслед за щедрым заказчиком, Пеппо чувствовал провожающий взгляд и знал: Росанна поняла его.
Сесилия неспешно шагала по улице, подбирая подол. В кривом и узком переулке порядком смердело помоями, и девушка бдительно следила, чтобы не изгваздать юбку. Впереди уже виднелась залитая солнцем церковная площадь, на которой сейчас почти не было людей, зато в изобилии суетились упитанные голуби.
Выйдя из тисков переулка, Сесилия прикрыла ладонью глаза и огляделась: у самой колокольни на плитах сгорбился, перебирая четки, монах. Девушка направилась к нему и опустила монету в кружку для пожертвований.
— Святой отец… — прошептала она, и монах медленно поднял голову. Из-под клобука блеснули внимательные глаза. А Сесилия торопливо заговорила: — Вы были правы, святой отец. Росанна-то, прости господи, бесстыдница, каких мир не видал. Отца спозаранку проводила — и давай во все тяжкие! Я-то с утречка у окошка сижу, как вы велели. В девятом часу смотрю: Росанна лавку запирает. Это в почин-то торгового дня! А через часок назад идет, да не одна. С военным под руку! А сама-то все квохтала, как она вояк на дух не выносит! Тот такой фасонный, одет с иголочки, сам при оружии. Росанна глазки в пол — а он на нее глядит, будто сейчас кусок откусит. В лавку с ним — шмыг! А нас-то с девочками к десяти часам позвала, дескать, чтоб без батюшки не заскучать. В кладовую не пустила, отшутилась. А одна из подруг ее возьми да подковырни: мол, не кавалера ли прячешь? И что ж вы думаете? Даже не покраснела! Так и брякнула: прячу, дескать! Ну, другие-то давай хохотать. А я сразу смекнула: она нас всех за кур безмозглых считает. Всегда такая была. Еще бы, у ней же цельный день то военные вокруг толкутся, то мастеровые, а она прямо цацей себя держит, куда ж, ни дать ни взять — принцесса! — Девица затаила дыхание и еле слышно спросила: — Святой отец… А что ж, Росанна… того… блудит?
Из-под клобука выпорхнула усмешка.
— Господь с тобой, несчастная, — мягко пожурил монах, — посовестись! Росанна просто хочет замуж, вполне достойное желание для девицы. Этот молодой служивый — ее жених. Однако он дворянин, и ему не пристало связывать судьбу с лавочницей. А потому, зная о недовольстве отца, он собирается совершить весьма неумный поступок: сбежать с Росанной во Францию и венчаться без благословения. Это великий грех.
Отец же юноши покровительствует обители, где я состою, и настоятель послал меня, дабы помешать не в меру пылкому юнцу опозорить семью и поставить под удар честь девушки. Ты совершила сегодня благое дело, дитя мое. Твоя подруга теперь у тебя в долгу.
Сесилия приняла благословляющее прикосновение сухой ладони к темени и выпрямилась, ощущая, как преисполняется трепетного пыла.
— Спасибо, святой отец! — с чувством произнесла она, поклонилась и зашагала прочь.
С дворянином во Францию… Торговка-то… Неприязнь к Росанне разом сменилась глубокой снисходительной жалостью, которая неожиданно поселила в душе сладкое удовлетворение.