Я поставил сумку, присел на лавку, не глядя в её сторону.
— Не успел, — сказал я. — Глубокая резаная. Коса. Бедро. Много крови. Он умер у меня на руках.
Марфа ничего не сказала. Встала, с усилием подошла, села рядом. Тихо. Просто рядом.
— Он был ещё жив, когда я прибежал. Но… глаза уже уходили. Я жгут наложил. Давление не вернулось. Спирт влил. Кровь уже не слушалась. Всё было правильно. Всё как надо. Только поздно.
Марфа положила руку мне на плечо.
— Ты не бог, Дима.
— А для них — почти. Вот и в том-то всё. Почти. Пока я живых вытягивал — шептали, но верили. А теперь, когда не спас — начнут шептать по-другому.
— Пусть шепчут. Пусть боятся. Но ты всё равно останешься тем, кто был рядом. Кто пришёл. Кто не отвернулся.
Я кивнул. Не сразу.
Я сидел с ней, в этой тишине, под треск поленьев и слабое её дыхание.
И понял — мне тоже нужно научиться отпускать.
Позже, когда изба снова погрузилась в вечернюю тишину, я сел за стол. Сумка лежала раскрытая, бинты — в крови, и запах спирта смешивался с дымом от печки. Я достал тетрадь.
Долго смотрел на чистую страницу.
Потом всё-таки написал:
**«День 43.
— Случай:
Клим Трофимов, резаная рана бедра, артериальное кровотечение.
Прибыл на место — поздно.
Потеря крови — критическая.
Смерть — наступила через 7–10 минут после моего прибытия.
— Итог:
Первая смерть. Не от болезни, а от времени.
Не успел.
Не виноват. Но и не смог спасти.
— Реакция окружающих — тревога. Шёпот.
Я — всё ещё человек.
И смертен не только я, но и мои возможности.
— Вывод:
Жгут — сработал, но поздно.
Нужно готовить помощников. Учить.
Каждая минута решает. Один я — не справлюсь».**
Я положил ручку, закрыл тетрадь.
В первый раз за всё это время — почувствовал, что по-настоящему старею. Не телом. Душой.
Но завтра всё равно придут. И я открою дверь.
Глава 14
Иногда смерть кого-то другого открывает тебе глаза шире, чем твоя собственная боль.
Вчера умер человек. Не от чумы, не от огня, не от злого умысла. От того, что я не успел.
Он умер не в избе, не на поле боя, а в своей деревне. У себя дома.
И всё потому, что между его раной и моей помощью прошло слишком много времени. Всего пятнадцать минут — и вечность.
Я сижу за столом, черчу на старом куске бересты то, что в нашем мире зовётся словом структура.
Мне нужна больница.
Пусть не с плиткой и лампами, не с реанимацией. Но место. Пространство. Где будет лежанка, вода, тепло, инструменты. Куда принесут — и я смогу принять, не распахивая двери своей избы каждый раз как в чёртовом медпункте.
Мне нужны люди.
Руки. Глаза. Уши.
Ученики.
Ваня — молодец. Но он один. А деревня — не одна. Уже приходят с окрестностей. Сегодня — один. Завтра — пятеро. А послезавтра — эпидемия. И что я буду делать?
Надо учить. Всерьёз. Не просто как бинт накладывать. А как понять, где рана, где смерть, где спасение. Где нужен жгут, а где не трогать вовсе.
Я пойду к старосте. Поговорю. Попрошу выделить место. Помещение. Пусть сарай — переделаем. Пусть пустая изба — оборудуем. А ещё… я начну собирать людей. Женщин, парней, стариков, у кого ум ясный. Кого не пугает кровь.
Я назову это… не знаю как. Школой, может. Или просто «делом жизни».
Но одно я знаю точно: пока я один — я бессилен.
А если нас станет больше — мы сможем не только лечить. Мы сможем предотвратить.
Староста встретил меня у колодца. В руках — ведро, на лице — как обычно: ни улыбки, ни злости, только прищур наблюдателя. Он первым заговорил:
— После вчерашнего… ты, поди, не спал.
— Спал, — ответил я. — Час. Потом думал.
— Про смерть Клима?
— Про то, как сделать, чтоб таких смертей было меньше. Гораздо меньше.
Он поставил ведро и выпрямился.
— Говори.
Я коротко изложил всё:
— Нужна изба под больных. Не моя, отдельная.
— Нужны помощники. Несколько. Я начну их учить.
— Нужны запасы — чистые тряпки, вода, полки, инструменты.
— И чтобы никто не лез с разговорами про ведьмака, если кого не успею вытянуть.
Он выслушал молча. Потом вдруг произнёс:
— Будто бы просишь — а будто уже начал.
— Так и есть. Не прошу — говорю, что надо. Пока один — я бесполезен, Илья. А вы это вчера видели.
Он почесал бороду.
— Изба старая Пелагеи пустует. Та, что у опушки. Сухая, без крыс. Там бы и поставить койки.
— Подойдёт. Я сам приберу.
— А люди? Обучать — дело непростое.