И тут — скрип двери, шум, беготня. Вбегает мужик — чёрный от копоти, на руках — мальчонка. Лицо у мальца в пятнах, губы распухли, глаза закатились. Дышит с хрипом. Пена у рта.
— Мёду поел! Сотового! Только лизнул — и задохнулся!
Я соскочил. В голове — холодная ясность. Анафилактический шок. Не в первый раз. Работал на Севере — случаи были.
Сумка. Ампула. Шприц. Всё ещё в стерильной упаковке.
— Куда ты ему колешь?! — закричал мужик.
— В бедро! Не мешай!
Укол. Пауза. Ребёнок захрипел, издал стон. Затем — вдох. Слабый, но вдох. Потом — тишина.
Я проверил пульс. Слабый, но есть. Грудная клетка — двигается. Лицо — порозовело. Сыпь побледнела.
— Будет жить.
Мужик присел. Положил сына на лавку.
— Ты… чародей?
— Нет. Я фельдшер. У нас так называют тех, кто лечит людей, если врача нет.
Он молча вытер лоб.
— Спас ты его. Мишка это. Мой сын. Я — Григорий. Кузнец.
— Дмитрий. Лекарь.
Ночью не спал. Печь потрескивала, запахи дыма и трав проникали в нос. Лежал, уставившись в потолок, чувствуя, как остывает тело, как из усталости просачиваются мысли.
Как я сюда попал?
Всё вспоминалось в обрывках, как во сне. Был обычный вызов — далёкое село, не было связи. Мы ехали в УАЗике — в той самой «буханке», гремящей, как консервная банка. Сидел на заднем сиденье, держал в руках капельницу с физраствором. Женщина в коме. Мороз. Водитель ругался. И вдруг — как вспышка. Не ослепляющая, а будто мир мигнул. Тишина. Мгновение.
Очнулся здесь. В сыром мху.
Это какой-то сюр. Не бред, не сон. Просто… всё вдруг поменялось. Без предупреждения. Без смысла.
Нет объяснения. Ни медицинского, ни логического, ни человеческого. Но и выбора нет.
Раз я жив — значит, должен жить дальше. Лечить. Помогать. Выживать.
Глава 2
Проснулся от тепла и тяжёлого запаха — смесь копоти, кислого теста и чего-то травяного. Печь у головы еле теплилась. За окном было ещё темно, лишь лёгкая полоска рассвета начинала вытягиваться над деревней. В избе царила полутьма, слышалось сонное посапывание — Марфа дышала ровно, в углу под одеялом.
Я медленно сел, расправляя плечи. Одежда подсохла, но запахи этого времени уже въелись в куртку намертво. В голове — гул. Не от боли, а от перегрузки. Будто мозг пытался разложить всё по полочкам: лес, дети, деревня, ребёнок с отёком, шприц в чужую эпоху, взгляд кузнеца… И главное — я здесь. И пока не понимаю, как жить дальше.
Сумка лежала рядом, словно якорь. Пока в ней оставалось хоть что-то — она была нужна.
Марфа проснулась, поднялась, глядя на меня с прищуром.
— Гляжу, не удрал. Уже похвально.
— Не в моих привычках. Удрать — легко. Остаться — трудно.
Она усмехнулась, накинула платок.
— Сейчас хлеб поставлю, чай с травами попьём. Потом — к попу пойдёшь.
— К попу?
— Батюшка у нас строгий. Сам пришёл бы, но у него гонору… — она кивнула. — Его надо убедить, что ты не ведьмак. А то мало ли…
— А если не поверит?
— Тогда сожжёт, — хмыкнула Марфа. — Шутка. Или нет.
Завтрак был прост: лепёшка с кислинкой, квас с запахом меда и трав. Травы мне были знакомы — чабрец, иван-чай, зверобой. Всё это я знал ещё с бабкиных времён — та учила собирать, сушить, заваривать. Глубоко в душе что-то ёкнуло: детство, печка, деревянный дом, Алтай…
Когда вышел на улицу — морозно потянуло по щекам. День был серым, но свежим. Вокруг — избы, плетни, дым, редкие люди, снующие с вёдрами и дровами. Все останавливались, смотрели. Кто — с интересом, кто — с подозрением.
Выглядел я, конечно, странно. Моя современная куртка — уже запачканная, но явно не из здешнего мира. Брюки, берцы… Надо будет что-то придумать с одеждой. Хотя бы не выделяться, иначе живьём сожгут.
Церковь стояла чуть в стороне от остальных построек — низкая, деревянная, с потемневшим крестом. Рядом — колодец, лавка, где сидел сухощавый мужик в рясе. На голове — шапка, лицо суровое, взгляд — цепкий.
— Ты и есть лекарь? — спросил он, не поднимаясь.
— Я, Дмитрий. Фельдшер.
— Что за слово такое? Небось с латинского?
— Не совсем. У нас так называют тех, кто лечит людей. Я умею оказывать первую помощь, делать снадобья, перевязки…и много чего ещё.
Он встал, подошёл ближе. Обнюхал буквально.
— Не пахнешь серой. Глаз не дёргается. А дитя Григория спас ты?
— Я.
— Уколом иголки?
— Да. Есть средство, которое выходит из иглы. Быстрое. Отдохнуть не даёт, сердце разгоняет. Помогает, когда счёт на минуты.
— А это не от дьявола — скажи? Откуда у тебя такие чудеса?