— Шептунов не слушай. Работай.
— Записывай всё. Что болит. У кого. Чем помог».
Я знал — он справится. Он уже не мальчишка с глазами, полными паники. Он помощник. Он почти фельдшер.
Позвал его. Ваня пришёл с мешком на плече и глазами, в которых было слишком много тревоги для его возраста.
— Ты уходишь?
— Уезжаю. На время. Может, на долго. Зависит от князя. И от того, что я там увижу.
Он молчал.
Я подал ему тетрадь, сумку с травами, вручил жгут и показал, где у меня заначка бинтов.
— Ты теперь главный. У тебя Марфа и Акулина. Слушай их. Но принимай решения сам. Как я учил.
Он кивнул. По-мужски. Без слов.
— Гордишься?
Он усмехнулся, впервые за всё утро:
— Ага. Только боюсь жутко.
— Вот и хорошо. Без страха только дураки лезут лечить людей.
Вечером я вышел на улицу. Воздух был сухой, прохладный, но не злой. Деревня будто затаилась, ожидая.
Собаки не лаяли, дым печей поднимался ровно вверх — тихо, спокойно. Слишком спокойно.
У колодца стояли двое стариков, переговаривались о чём-то будничном — о лошадях, о просевшей бане. Но когда я проходил мимо, оба замолкли. Один только кивнул мне, не без уважения. Второй перекрестился.
«Вот и началось», — подумал я.
Уже в сумерках ко мне в избу заглянула Акулина. Без предисловий положила на лавку мешок:
— Тут тряпки, сушёные листья лопуха, и бутылка та самая… со спиртом. Марфа велела.
— Спасибо.
— Возвращайся живой, Дмитрий. А то, если тебя там в Новгороде обидят, я сама за тобой пойду — и им там наделаю новых пациентов.
— Постараюсь не доводить.
Ушла, как пришла — быстро, по-деревенски. За ней — Ерофей, не говоря ни слова, просто оставил остро отструганную деревянную коробку с резьбой: для лекарств.
«На дорогу. Чтоб не брякало в сумке», — сказал на ходу и исчез за дверью.
А потом пришла Марфа. Уже без иронии, без привычного взгляда «ну что ты там опять натворил». Просто села напротив, подлила мне настойки и сказала тихо:
— Ты уже другой.
— Какой?
— Не просто фельдшер. Теперь ты — свой. Для нас.
А теперь тебя берут в другой мир. Главное — не потеряй в нём себя. Ни того, кем стал… ни того, каким пришел.
Мы выпили. Немного. Молча.
А ночью я не спал. Смотрел в потолок, слушал треск печи и пытался вспомнить, с чего всё началось.
Сколько времени прошло? Шесть недель? В этом мире — почти вечность.
А завтра… всё может измениться.
Но если и изменится — я должен быть готов.
Ночью я так и не заснул. Лежал, уставившись в потолок, в котором за последние недели выучил каждую щель и сучок. Но в ту ночь всё казалось новым.
Будто дом уже скучал по мне заранее.
Мысли крутились, как белки в колесе.
Что меня ждёт? Князь — это не деревенский староста. Это не Марфа, не Ваня. Это люди, у которых власть — не слова, а приказы, и ошибки не прощаются.
А я — чужак. Человек без рода, без имени, без истории.
И если кому-то покажется, что я — угроза или чародей, один щелчок пальцев может решить мою судьбу.
Я попытался вспомнить хоть что-то из школьных учебников.
Какой сейчас год? Осень. Уже прошло почти полтора месяца. Когда я записывал в тетради день, ориентировался на календарь XXI века. Но теперь… выходит, осень 1471 года.
М-м… 1471… Новгород. Мда.
Сердце сжалось.
Если память не врёт — это год, когда Иван III подавил новгородскую вольницу. И началось втягивание Новгорода в московское влияние.
Если меня везут туда — значит, попадаю прямо в гущу. И никто не спросит, хочу ли я туда.
Я перевернулся на другой бок, закрыл глаза.
Главное — не лезь вперёд. Наблюдай. Дыши. Делай своё дело. И помни: ты здесь не герой. Ты лекарь.
Утром мороз чуть поджал землю. Лёгкий иней покрывал крышу. Деревня встретила меня тихо — даже собаки не лаяли.
У ворот ждали трое всадников. Один держал в руках узду второй лошади.
Я вышел с сумкой, на плечах — тёплая овчина, за поясом — мешочек с травами. У пояса — нож. Всё как у местного, только взгляд выдавал чужака.
У калитки стояла Марфа. Не подошла, просто кивнула.
Я кивнул в ответ.
Подошёл к Ване, вручил ему тетрадь.
— Пиши. Всё. И помни: врач — это не тот, кто спасает. А тот, кто пытается, даже когда шансов нет.
Он кивнул. Поджал губы. Но не дрогнул.
Я вскочил в седло, махнул коротко. Всадники развернули коней.
И мы поехали на юг. В сторону Новгорода. В сторону судьбы.
Глава 16
Мы ехали молча. Трое вооружённых людей — впереди и по бокам, я — позади, словно не пленник, но и не гость. Скорее — ценный груз, который лучше не выпускать из виду.