Проехали по мосту, дальше — по улочкам, мимо торговых рядов. Люди спешили, кричали, ругались, торговались, пели. И никто не удивлялся ни грязи, ни воям, ни запаху навоза — как будто это не хаос, а порядок, просто другой.
Наконец, остановились у каменного дома. Настоящего — с высоким крыльцом, ставнями, гербом над дверью. Внутри — явно власть.
Антип слез с лошади и кивнул мне:
— Прибыли.
Здесь ты будешь ждать. Пока не позовут.
Я кивнул. Внутри — будто замерзло.
Внутри дома было тепло, пахло хвойными дровами и пёстрым воском. Стены обиты тканью, на лавках — меха, в углу — стол с книгами. Не берестой, настоящими книгами, переписанными от руки, украшенными. Я отметил про себя: здесь читают. Значит, будут спрашивать много.
Меня провели в пристройку сбоку — небольшую комнату без окон, с лавкой, покрытой старым войлоком, столиком и глиняной миской с тёплой водой.
— Сиди тут, — сказал слуга, не глядя. — Позовут — иди. Без вопросов.
Я остался один.
Снял верхнюю одежду, отряхнул снег.
Сел.
Ждал.
Время шло медленно. Я считал удары сердца, слушал шаги в коридоре. Ни часиков, ни телефона. Только я и неизвестность.
Это не изба, где знаешь каждый звук. Здесь каждый шорох — загадка. Каждый голос — угроза или шанс.
Наконец — скрип двери.
Вошёл человек. Лет под сорок, плотный, в меховой накидке, с кольцом на руке. Лицо гладкое, но в глазах — утомлённая проницательность.
Сел напротив. Без приветствия.
Просто посмотрел. Долго.
— Ты и есть Дмитрий?
— Да.
— Ты лечишь людей?
— Стараюсь.
— Говорят, травы твои творят чудеса. Люди живут, где раньше умирали. Это правда?
— Люди живут. Но не от чудес. От заботы и времени.
Он кивнул, не моргая.
— Ты не похож на наших. Ни речью, ни взглядом. Это тоже правда?
— Правда.
— Ты кто такой?
Я посмотрел на него. Медленно, сдержанно, как перед сложной перевязкой.
— Я фельдшер. Или, как здесь говорят, лекарь. Не святой. Не колдун. Не чудо. Просто человек, который умеет лечить.
Он откинулся назад.
— Это и хорошо. И плохо.
— Почему плохо?
— Потому что таких людей хотят себе все. И те, кто властью живёт. И те, кто боится власти.
Ты умеешь лечить — значит, ты опасен. Ты нужен — значит, тебя захотят контролировать.
Я молчал.
Он встал.
— Завтра ты увидишь княжеского человека. Не самого князя — но того, кто говорит от его имени.
Подумай, как будешь отвечать.
Пока тебя не трогают. Но и не принимают. Ты — на весах.
И ушёл.
Я остался один.
Слуга принёс немного еды: кашу, кусок вяленого мяса, глиняный кувшин с тёплым взваром. Поблагодарил молча. Он кивнул и ушёл, будто и не был здесь.
Я ел медленно. Внутри уже не дрожало — просто холодно. Не от воздуха, от предчувствия.
Я на весах.
Не в метафоре — буквально. Кто-то где-то решает: оставить ли меня жить… или сделать частью чего-то, чего я ещё не понимаю.
Сложнее всего было не лечить.
Сложнее всего — не ошибиться в слове. Потому что тут каждый твой ответ — это перо на весах.
И если не тот наклонится — полетишь в яму. Или в цепи. Или просто исчезнешь.
Я пытался вспомнить — что знаю об этом времени? Кто у власти? Какие нравы? Что им важно?
Порядок. Подчинение. Польза.
Я должен быть полезным. Но не самодовольным. Спокойным. Но не покорным.
И главное — живым. Не мёртвым в теле, не мёртвым в голове.
Лёг на лавку. Долго смотрел в потолок.
Не уснул.
Только на миг прикрыл глаза — и в темноте послышался скрип шагов.
Не сон.
Завтра будет решаться моя судьба.
Глава 17
Утро выдалось серым, будто кто-то специально закрыл небо грязной тканью. Я не спал, только дремал, так что, когда в дверь постучали, был уже на ногах.
— Идёшь, — сказал слуга. — Без промедлений.
Мы прошли по коридору, потом ещё по одному — богаче. Тут уже не пахло дымом, как в деревне. Тут пахло властью. Стены обиты тканью, резные наличники, тишина — почти пугающая.
Меня провели в просторную горницу. У окна стоял мужчина. Высокий, плечистый, лет за пятьдесят. Плащ из сукна, украшенный тонкой вышивкой. Взгляд — как у бойца, который много видел, но привык молчать.
Он повернулся. И сразу стало понятно, что именно о нём вчера говорил слуга.
Левая рука — до локтя. Ни перчатки, ни повязки. Просто пустой рукав, аккуратно подогнутый.
Он окинул меня взглядом, чуть прищурился:
— Ты — тот самый лекарь?
— Я. Дмитрий.