Я достал тетрадь.
Ноги подкашивались. Но я писал.
День 76.
Победа.
Цена — 12 тяжёлых, 7 средних, 3 не дошли до меня.
Отработал на пределе.
Гриша — ангел с кипятильником.
Сам получил — порез в лицо, синяк, рука болит.
В бою не герой. Но жив.
Если доживём до зимы — построю лазарет. С дверьми. И мылом.
Вечером никто не пел. Никто не кричал «ура» и не гремел кружками.
Даже победу мы встретили так, как будто это была… неудача с выживанием.
Я сидел у костра. Он потрескивал, будто извинялся.
Вокруг — лежали, сидели, прислонялись к деревьям израненные, закутанные, с повязками. Некоторые спали сидя. Другие — просто молчали, глядя в пламя, будто там могли найти ответы, которых я не дал.
Гриша заснул, уронив голову мне на плечо. У него пальцы были в саже, губы — обожжены горячей водой, глаза — красные. Но он улыбался сквозь сон. Жив.
Живой.
Андрей подошёл ближе, молча сел рядом.
— Сколько?
— По нашим — пятнадцать не вернутся домой, — тихо ответил он.
— По их — сорок с лишним. Остальные разбежались, двое сдались.
Я кивнул.
— А те, что живы… я постараюсь вытянуть. Но бинтов почти не осталось. Спирта — нет. Всё на исходе.
Андрей хмыкнул.
— Я думал, ты уже не человек, а железо.
— Не железо. Просто не хочу снова смотреть, как умирают от пустяка.
Мы замолчали.
Я вглядывался в пламя и ловил себя на странной мысли:
Я живу здесь. Не просто выживаю. Я уже живу. В этом времени. В этой боли. С этими людьми.
Ветер прошёлся по плечам. Звёзды вышли, как след от старого шрама.
Я достал тетрадь.
Последняя запись за день:
День 76. Вечер.
Мы победили. Но я не рад.
Я устал быть богом смерти и жизни.
Я устал считать выживших и угадывать, кто доживёт до утра.
Я устал видеть в людях ткани и сосуды.
Но не остановлюсь. Потому что без меня — их никто не спасёт.
Глава 22
Новгород.
Мы вошли в город под вечер.
Колонна тянулась неспешно, но уверенно. Уставшие, раненные, с запёкшейся кровью на одежде — мы шли как те, кто выполнил невозможное.
На улицах — толпы. Кто-то кланялся, кто-то крестился, кто-то шептал:
— Вон те… с Подберезья…
— Говорят, там было жарко…
— И лекарь с ними был. Сами видели, как в бою рубился!
Я не привык быть в центре внимания. Особенно в таком.
Но сейчас я шагал впереди обоза, и за мной — шли те, кого я вытащил с того света.
На следующий день меня вызвали. Не громко. Без глашатаев. Просто подошёл человек в простом, но чистом кафтане и сказал:
— Князь хочет видеть тебя. Сегодня. Прямо сейчас.
Я только кивнул.
Сменил рубаху. Умылся. И пошёл.
Княжеские покои не блистали золотом, как в фильмах. Но воздух — был тяжёлый. Там пахло властью.
Князь стоял у окна, за спиной — двое. Один из них был тем самым человеком, которому я вправлял плечо ещё в самом начале всей этой истории.
— Ты и есть Дмитрий, — произнёс князь, не поворачиваясь.
— Лекарь. Бывший чужак. Ныне — наш.
Я молчал.
— Мне докладывали. О том, как ты спас десятки.
О том, как ты в бою не прятался за телегу, а бился рядом.
— О том, как ты резал, клал, перевязывал, кричал на смерть и отгонял её голыми руками.
Он повернулся. Его взгляд был цепким. Хищным. Уставшим.
— Скажи мне, Дмитрий… зачем ты это делаешь?
Я вздохнул.
— Потому что иначе… никто не сделает.
Потому что мне больно смотреть, как умирают те, кого можно было спасти.
Потому что я ещё могу. Значит — должен.
Князь усмехнулся.
— Знаешь, что говорят про таких, как ты?
— Что вы — блаженные. Или святые.
Но я не в эти сказки верю.
Он подошёл ближе.
— Я верю в дело. А дело ты делаешь великое.
Не просто лечишь. Учишь. Становишь. Строишь.
А потому, — он поднял руку, — с сего дня жалую тебе титул свободного человека под моей защитой.
— Разрешаю построить в Новгороде лечебный дом.
— Даю землю. Людей можешь сам выбирать и обучать.
— А ежели будет нужно — буду снабжать из казны.
Я молчал. Мозг отказывался воспринимать.
— Но! — продолжил он. — Свобода — не вольница. А долг.
— Ожидаю, что ты не сбежишь в лес. А останешься. И сделаешь то, что начал.
Я поклонился.
— Не сбегу.
Он кивнул.
— Ступай. Отдохни. С завтрашнего дня — ты не просто лекарь.
Ты — дело княжеское.
Отдохнуть я, конечно, пытался. Но спустя ночь, полную тревожных снов и головной боли, понял: не могу сидеть сложа руки. Князь дал не только право — он дал ответственность.