Вернувшись, заметил чужую телегу у двора лечебницы.
Мощная, с резьбой. Лошадь холёная.
А у входа стояли двое — один в сером платье с крестом, второй — в холщёвом, с мешком бумаг.
Священник и писарь.
Катя встретила их у двери — ровно, спокойно, но пальцы сжаты в кулак.
— Дмитрий, к тебе пришли.
Я вышел.
— Лекарь, — начал писарь, — поступили сведения. Велено проверить, на каком основании вы ведёте здесь врачебное дело.
— И кто вас поставил судить? — спросил я, не грубо, но твёрдо.
— Указом, — показал он пергамент. — От судного приказа. На имя дьяка.
— А я, — добавил священник, — прибыл от местного церковного управления. Слухи ходят: лечите без молитвы, без благословения. Это смущает паству.
Я кивнул.
— Пройдёмте. Покажу, чем именно смущаю.
Они обошли здание. Я показал инструменты, травы, записи.
Показал тетрадь, где фиксировал случаи.
Катя продемонстрировала знания. Пашка — описал сбор от гноя.
Чиновник листал мою тетрадь медленно, вдумчиво, шевеля губами.
Священник молчал, но хмурился всё больше с каждой страницей.
— А что это за… пени-ци-лин? — наконец спросил писарь.
— Вещество из плесени. Помогает при гниющих ранах. Я испытал его на себе, на животных, а теперь — осторожно, под наблюдением — использую при лечении людей.
— Гриб, который лечит? — удивлённо переспросил он. — Вы уверены, что это не… нечистое?
Священник резко поднял взгляд.
— Природа дала нам многое. Бог или не бог — не мне судить, но если гриб спасает человека, а не губит — я его использую. И отвечу за это. Сам, — твёрдо сказал я.
Тишина затянулась.
— Вы понимаете, — наконец сказал чиновник, — что то, чем вы тут занимаетесь, выходит за рамки обычного. Это, как бы сказать, не по уставу. В другом месте вас бы уже закрыли.
— Но не в Новгороде, — отозвался я. — Князь дал мне разрешение. Устно, при свидетелях. Хотите — я их приведу. Хотите — сами к нему идите. Я не скрываюсь.
Писарь вздохнул.
— Запишу: разрешено до дальнейшего распоряжения. С припиской о необходимости надзора. Раз в месяц — проверка. По распоряжению суда или церкви.
— Я не против, — кивнул я. — Только при проверке не мешайте лечить. И пусть те, кто придёт, знают разницу между свиной язвой и человечьей раной.
Священник отвернулся.
Позже, когда они уехали, Катя села рядом и протянула мне кружку настоя.
— Думаешь, отстанут?
— Нет, — сказал я. — Но теперь всё неофициальное стало почти законным.
Она усмехнулась:
— Красиво сказал.
Я улыбнулся в ответ:
— А как иначе, если мы уже почти не просто лечебница. А школа. Центр. А может, и начало чего-то куда большего.
Глава 29
Последние дни были слишком… спокойными.
Никто не кричал под окнами, не звал на срочные перевязки, не вёз на телеге полуживого.
Пациенты приходили, но с обычным — ссадины, ушибы, нарывы, кашель.
Ученики работали слаженно. Писали, перевязывали, спорили и исправляли друг друга.
Но я, вместо покоя, чувствовал беспокойство.
— У нас затишье, — сказал я Кате.
— Это плохо?
— Это… перед бурей.
На пятый день «тишины» у ворот появился всадник. Один.
Плащ дорогой, лицо закрыто, походка уверенная.
— Мне нужен Дмитрий, лекарь, — сказал он громко, без агрессии.
Я вышел.
Он бросил коротко:
— У меня в повозке человек. Его не смогли поднять ни в Пскове, ни в Юрьеве. Говорят, что умирает. Но… про тебя шепчут не только в Новгороде.
Я напрягся.
— Кто он?
— Не спрашивай. Лучше помоги. А потом, может, и расскажу. Только сначала — глянь сам.
В повозке, под навесом, лежал мужчина.
Лицо землистое, губы потресканы. Живот раздут, дыхание — хриплое, с одышкой.
Я ощупал пульс. Нитевидный. Подмышками — горячо.
Ноги отёчные, зрачки медленно реагируют.
— Долго он в таком?
— Вторую неделю. Всё хуже.
— Он пил что-нибудь?
— Травы. Молитвы. Баня. Всё, как велели…
Я кивнул. Это был серьёзный случай. Возможно, печень, возможно — отравление. Или воспаление брюшины.
Я велел отнести его в отдельную комнату и подозвал Катю и Пашку:
— Будет непросто. Готовьте спирт, уксус, инструменты, настойку тмина и ромашки. Понадобится всё.
Позже, вечером, незнакомец подошёл ко мне один.
Снял капюшон. Под ним — не страж, не торговец. А человек с глазами чиновника. Или… дворянина.
— Его зовут Степан. Он из ближнего окружения одного очень уважаемого человека. Не спрашивай больше. Но если ты вытащишь его…