Он не договорил. Только посмотрел на меня. И я понял: на кону не просто жизнь. А, возможно, и моя судьба.
Ночь.
В комнате было душно. Мы открыли ставни, но воздух стоял — тёплый и тяжёлый.
Мужчина лежал, тихо постанывая. Живот раздут, пальпация справа внизу — резкая боль, дёрнулся даже в полусне.
Лёгкие хрипят. Пульс нестабильный. Кожа липкая.
Катя принесла спирт и чистое полотно.
Пашка держал светильник, лицо у него было бледное, но он стоял — молча, чётко, как надо.
Я тихо проговорил:
— Похоже на… воспаление брюшины. Может быть, гной внутри.
Может — печень отказала. Но и язву нельзя исключать.
Он на грани.
Я знал: сейчас операция невозможна. Он не выдержит.
Нужно стабилизировать. Выиграть хотя бы сутки.
Я приготовил отвар зверобоя с настоем корня девясила — против воспаления.
Затем дал микродозу вытяжки из пенициллина, тот самый «родной», проверенный.
Растер ноги спиртом. Компресс с уксусом на лоб. В вену — немного раствора соли и меда. Под язык — крошку валерианы и каплю можжевельника.
Он застонал. Открыл глаза.
— Кто… ты?
— Лекарь. Я тебя ещё не спас — но пытаюсь.
Он что-то пробормотал и отключился снова.
Час спустя дыхание стало ровнее. Температура упала. Пот выступил по вискам — значит, начался сброс жара.
Я облегчённо выдохнул.
— Жив пока, — сказал я.
Катя кивнула. У неё дрожали руки, но в глазах был огонь.
— Завтра всё зависит от того, что покажет живот. Если станет мягче — обошлось. Если хуже — резать.
Я не сказал вслух, но подумал:
И если умрёт — неважно, кто он. Последствия всё равно найдут меня.
Утро.
Я встал ещё затемно.
Сначала проверил дежурных — Катя уже разливала травяной настой, Пашка готовил бинты. Остальные ученики спали, как убитые. Но не я.
Я вошёл в комнату пациента.
Запах — острый, кислый, но уже не гнилостный.
Мужчина лежал, лицо чуть порозовело, дыхание ровнее. Лоб мокрый от пота. Живот — всё ещё твёрдый, но уже не стальной, как был ночью.
Я аккуратно надавил на область справа. Он дернулся, но не застонал, только стиснул зубы.
— Живой. И не хуже, — сказал я себе.
В это мгновение в дверях появился он — незнакомец в плаще.
— Можно?
Я кивнул.
Он подошёл к кровати, посмотрел на лежащего — долго, с настоящим человеческим участием.
— Степан… жив?
— Жив. Пока. Ночь была тяжёлая, но мы немного вытянули. Теперь главное — не допустить ухудшения. Есть шанс.
Он опустился на скамью. Несколько секунд молчал, потом заговорил:
— Его знают многие. Не скажу кто. Но если ты спасёшь его — это изменит многое.
Ты станешь… видимым. Не только в глазах народа. В глазах власти. В глазах Ивана III.
Ты готов?
Я посмотрел на него, как на раскалённый меч.
— Я не для славы это делаю. Но если кому-то легче — пусть знают, кто помог.
А если кому-то от этого станет страшно — пусть боятся.
Он кивнул и встал.
— Тогда жди. Тебе не только спасибо передадут. Жди… приглашения.
Вечер.
Я стоял у окна, глядя, как солнце тонет за крышами.
На дворе мелькали ученики, кто-то мыл ведро, кто-то сушил бинты, Катя где-то ворчала на Пашку за неправильно приготовленную настойку.
А я всё смотрел.
Покой, казалось бы.
Но внутри — как перед грозой: воздух тяжёлый, мысли быстрые, грудь сжата предчувствием.
Степан дышал ровно. Компресс сменили, температуру держим.
Пока жив.
Но если вытащим — меня заметят наверху. И тогда всё, что я строил в тишине, выйдет на свет.
Я взял тетрадь. Долго смотрел на пустую страницу.
Потом написал:
**День 113.
Было спокойно — стало напряжённо.
Пациент, присланный "сверху", почти на грани. Стабилизировали.
Пенициллин работает. Команда — крепнет. Ученики растут.
Чувствую, скоро нас проверят. Или позовут. Или ударят.
Готов ли я? Нет. Но и не убегу.
Я потушил светильник. Завтра будет новый день.
И, может быть, начало новой жизни. Или конца прежней.
Глава 30
Утро началось с крика на улице.
— Доктор! Там… там приехали!.. — захлёбываясь, закричал один из младших учеников.
Я выскочил из дома. У ворот стояла телега с чёрным навесом. Лошадь в упряжке была мокрая от пота. В повозке — трое.
Двое из них выглядели, как монахи: длинные тёмные рясы, кресты, бороды, тяжёлые взгляды.
А между ними — худощавый, в дорогом кафтане, с цепью на груди и жёстким лицом. В руке — свиток с печатью.