Но в нашем отдельном случае обидно измылился, захирел и истоньшал идеал. С бинокулярного до кротового обузилось авторское поле зрения. Все более уже прямо-таки в падучей заостряясь в обличении тупости, скудоумия и заносчивости американцев. Да, экую тлетворную заразищу насаждают янки по миру, и сколь собезьянничали мы у них технологий, терминологий, фразеологий, видов спорта, жанров искусств, всяких пирсингов, кастингов, рекрутингов, холдингов, маркетингов, всяческих лизингов., рейтингов, мюзиклов и Рабиновичей! И нет бы болельщику "Спартака" по-пращурски, по заветам отцов и дедов обложить матом клятых динамовцев, — а они теперь показывают им торчком поставленный средний палец руки! А те в ответ на пальцах врастопырку делают "викторию" да еще в сторону супостатов выпрастывают согнутую в локте руку, а другую непристойно пристраивают в локтевой сгиб. И даже форму ликования все слои нашего общества подтибрили у Америки, когда ладошкой о ладошку или кулачком в кулачок стукаются одобрившие друг друга граждане, и бессовестные говорящие головы на телевидении, на радио чешут подтибренное из американского обихода: "Увидимся!". "Оставайтсь с нами!"
Да, в нешуточной ярости М. Задорнов от затопляющих страну амерканизмов. И простим ему, что без сносок на авторство он крадет у великого Стэнли Крамера даже самое название своей книжки. (Правда, восклицательный знак в конце он у Крамера благородно не слямзил: нельзя уж так, тютелька-в-тютельку).
Некогда обрамленный бородой мыслитель написал: "Электрон так же неисчерпаем, как и атом. Природа бесконечна".
То же самое можно сказать и о формах добра. Добро может быть с кулаками. А может быть и с прямой кишкой, да еще и с пришедшим в негодность запирающим сфинктером.
Задорнов в младые годы, всем нам помнится по телевизионным программам, очень любил ходить на руках. Возможно. там самым (закон всемирного тяготения) он предохранялся от выпадания из себя непотребных продуктов. Но — возраст, рукохождение сатирическому старателю уже непосильно. О чем и свидетельствует выпавшая из "фантазирующего усталого романтика" книжка. И по прочтении её складывается чувство, недавно наблюденное рецензентом у детей на дворе. Где дети в упоительном омерзении играли дохлой заеденной глистами вороной.
Виват, гаденыш!
Это в России бывало: по семь лет мак не родился — а голода не было.
Апоплексичная, вонькая и непомерная туша КПСС распалась слизью на восемь компартиек, и как в случае с недородом мака — горе и голод страну не опрокинули. Образовалось восемь марксистско-ленинскиъх умишек, честишек и совестишек. И в этих гадостных условиях, когда ты уже не рулевой и даже не палубный матрос — только о себе и приходится думать: как выжить? И как изъянная мать — коммунистические партии приспали насмерть орастое дитя свое, комсомол. Даже и не взвизгнув и не всхлипнув, окочурился и ушел в нети коммунистический союз молодежи, и сам архангел Гавриил, разучи он на трубе все песни Пахмутовой, зовущие молодость за медный грош обмораживаться, гнить в окопах, попадать под высокое напряжение, наживать гастрит с язвой и преждевременные инвалидности — даже архангел Гавриил, подкрепленный Пахмутовой, не скликал бы теперь молодежь в ликующие колонны. И опять-таки горя от кончины комсомола не испытала страна. Умер Максим — ну и пес с ним, положили его в гроб — ну и мать его так.
Но позвольте, куда же делись они, тысячи тысяч вожаков и предводителей молодежи, умненькие, политесные, башковитые, хитромудрые, неисчерпаемый кадровый резерв ЦК КПСС, КГБ, МВД, Мининдела, Совмина?
А в бизнесе теперь весь руководящий комсомольский актив. Жирные теперь это коты. Но ой ли, позавидуешь ли теперь их процветанию? Ведь, должно быть, это именно их истребляют уколом шила в мозжечок, прошивают насквозь из совершенно бесшумных пистолетов с глушителями аж от автомобилей "порше"? Должно быть, именно былые комсомолисты обеспечивают куском хлеба всех скульпторов страны, которые теперь денно и нощно ваяют надгробия безвременно ушедшим от нас комсомолистам?
А вот и нет. Такая это порода: минимален процент убиенных среди бывших сановных молодых марксистов-ленинцев. И, как говорится, нос на риск у них собакой натерт. Поэтому вовсе другие категории граждан покоятся под бронзовыми орлами и глыбами лабрадорита: симпатяги качки и братки, по которым и контрольный-то выстрел производят не в голову, а разве уж в пятку, поскольку вакуум неубиваем.
Так вот: о риске и комсомоле. Многожды лет назад светлой памяти Мануил Семенов, главный редактор "Крокодила", вызвал меня с главным художником журнала Андреем Крыловым:
— Мысль на самой поверхности, — сказал он. — Молодежь столько делает в стране, так почему бы ей не иметь свой юмористический журнал? На Западе такие издают во всех странах. У "Крокодила" самый большой в мире тираж, шесть миллионов. Вот от своего тиража и дадим миллион комсомолу, штат подберем, а комсомольский ЦК всего-то даст своего главного редактора, всего им и хлопот. Выходите с ними на связь, сделайте пробный номер.
И, пройдя памятник героям Плевны, который чаще бытует в народе под называнием Памятник героям Пленума, вошли мы в святилище комсомола.
— Ах, ах какая идея! — вскинулись все главные секретари комсомола — Просто позор, что такое осенение произошло у вас, а не в наших структурах, не в наших мозговых центрах. И какой широкий, царственный жест со стороны "Крокодила"! Ну, возможно ли такое на Западе? Миллиардное дело — и нам передается бесплатно! Единственно с названием — "юмористический". Какая-то в этом мелкотравчатость, легковесность, птичка божия не знает ни заботы, ни труда.
И доразъяснили нам, что "Крокодил"-то — он журнал политической сатиры при ЦК КПСС. На Западе, само собой, как черт от ладана бегут от сатиры, чтобы скрыть от общественности гангренозные язвы. У нас, понятно, язвы отсутствуют, нету их, разве уж прыщики, нравственные бубончики и угри. Но сатирической скребницей мы сотрем с лица комсомола и это! Успеха вам, старшие товарищи, а для координации пристегнем вам в помощь ответорганизатора ЦК ВЛКСМ т. Мостового.
И прекрасен был Мостовой. Идеям Ленина предан безмерно. В глазах бухаринский ум. Легкоатлет, спортивен. Сгусток энергии.
— Грядет Пятнадцатый съезд комсомола, — оповестил Мостовой. — Если мы напряжемся, то к открытию съезда на кресло каждого делегата мы выложим по пилотному номеру молодежного сатирического журнала "Зубастик". "Зубастик" — это завуалированный переклик с названием патронирующего "Крокодила". И в съездовском распорядке "Разное" возгласит первый секретарь всесоюзного комсомола:
— Друзья! Кто за издание задиристого, занозистого молодежного журнала "Зубастик"? — И зал обязательно взорвется одобрительным криком: "Даешь!"
И поспели мы. И выложили на кресла. Но все откладывался в речи главного комсомольца раздел "Разное". А вместо того, разгоряченный "летящими голосами" умело рассаженных в зале гэбистов-психологов, вскочил на ноги многосотенный зал, кликушески ЧЕТЫРНАДЦАТЬ МИНУТ в исступлении крича:
— ЛенинснамиЛенинживЛенинснамиЛенинживЛенинснамиЛенинжив!..
— Класс! — в гостевом ярусе подтолкнул нас локтями ответорганизатор Мостовой. И в канонадном реве мимически призвал нас вострогнуться: какой порыв! Какое единение съезда!
А через три кресла от меня, тоже гость съезда, стоял синюшный от ужаса Аркадий Исаакович Райкин. И когда после страшного камлания и экстаза затеялось всеобщее пение "Интернационала" в переводе на русский язык тов. Коца, обнаружил я, что слов-то "Интернационала" Аркадий Исаакович — ни в зуб ногой, а только пришепетывает обескровленными губами, чтобы какой-нибудь из стоящих рядом гэбистят не настрочил потом: Райкин демонстративно не уважал и не пел. Не знал слов и бронетанковый полковник, стоящий рядом со мной, и лишь единственные из партийного тропаря впитал он слова — "отвоевать свое добро". И когда дошло до этих слов — грянул так, что у меня в кармане самопроизвольно расщелкнулся портсигар.
— Уф! — после съезда сказал в кулуарах ответорганизатор Мостовой.
— Завершили с триумфом. Теперь в "Балчуг", в "Балчуг", снять напряжение! Но съезд! Какие сияющие глаза! Какая сплотка! Порыв! Патриотика! "Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути, в коммунистической бригаде с нами Ленин впереди!". Вам чего плеснуть, мужики, "Арманьяк", "Эрвин Лукас боллс" или водяры? "Эрвин" — в нём, глядите — чешуйки плавают из сусального золота. Голландцы расстарались. Забавно, а? В туалете оглянешься — а оно сияет! Посмотрю я завтра кал, чем сегодня завтракал.