- Позвольте, но ведь вы сами говорите, что новое расписание только завтра начнет действовать!
- А мы его сегодня применим. На всякий случай. Закройте, закройте! Не задохнетесь!
Через два часа в вагоне говорят уже только шепотом, сидят, выпрямив плечи и сложив руки на коленях.
А с верхней полки раздается равномерное ворчанье.
- Не курить, не плевать, не собирать в житницы! Есть такое правило! Уборную свыше трех минут не занимать, в тамбурах не стоять, в Девятый вал не играть! Есть такое правило!
Но какой реванш берут пассажиры, когда паникер, побежав за кипятком, опаздывает на поезд и гонится за ним, размахивая чайником. Пассажиры радостно опускают рамы и кричат несчастному:
- Ходить по шпалам строго воспрещается! Есть такое правило!
Но больше всего правил на вокзалах.
Правила были придуманы на все случаи жизни, но применялись они как-то странно.
Пассажира уговаривали не пить сырой воды, но не предлагали кипяченой. Запрещали сорить на пол, но не указывали, куда бросать мусор.
И когда вокзалы превратились в грязные сараи, долго жаловались на пассажиров:
- Вот людоеды! Сидят на полу, когда рядом висит правило: "Сидеть на полу строго воспрещается".
Положение коренным образом изменилось, когда чудное правило сняли, а вместо него поставили длинные деревянные диваны. И странно - никто уже не сидел на полу, хотя правило исчезло.
Все прочие повелительные изречения заменили предметами материальной культуры, и дикий, казалось, пассажир превратился в чистенького кроткого ягненка с розовым галстуком на шее.
Удивительное превращение!
И теперь ночью, заслыша паровозный гудок и воображая себе блеск и грохот высокого вокзала, видишь не взбудораженные толпы мечущихся по перрону людей, а чинно шествующих людей, которых познакомили наконец с самым важным и нужным правилом:
--------------------------------
| ПЛОХО ОТНОСИТЬСЯ К ПАССАЖИРАМ |
| СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ |
--------------------------------
1932
Мне хочется ехать. - Впервые опубликован в журнале "Огонек", 1932, э 3. Подпись: Ф.Толстоевский. Это был специальный номер журнала, целиком посвященный работе советского железнодорожного транспорта. Фельетон не переиздавался.
Печатается по тексту журнала "Огонек".
СДЕЛАЛ СВОЕ ДЕЛО И УХОДИ
Вы никогда не задумывались над тем, кто первый провозгласил поражающее своей краткостью и довольно-таки грубоватое изречение:
"Не курить, не плевать"
Кто выдумал все эти категорические, повелительные надписи:
"Вход воспрещается"
"Без дела не входить"
"Спускай за собой воду"
Откуда все это? Что это? Народная мудрость? Или беззаветная любовь к порядку? Или попросту полезное административное мероприятие?
Однако все приведенные тексты и заповеди, несомненно, вызваны необходимостью и не нуждаются в подкреплении доказательствами. В самом деле, если бы в московском трамвае курили бы! Да еще плевали бы! - совсем бы скучная была езда! Или, положим, входит в учреждение человек, а зачем пришел и сам не знает, без дела. Такого не грех пугнуть надписью. Или - вошел, сделал свое дело и не уходит. Сидит как проклятый. И, наконец, есть такие вурдалаки, которые стараются увильнуть от заповеди насчет опускания воды. Как быть с ними?
Нет. Положительно все эти надписи нужны. И интересует нас не их содержание, а самый стиль. У кого это так счастливо отлилась столь молодецкая безапелляционная форма? Кто он, создатель комхозовских афоризмов?
Сейчас, кажется, все сомнения разрешены.
Путем длительного и всестороннего исследования нам удалось найти автора, проследить его литературный путь и ознакомиться с его последними произведениями.
Обеспечив нашу страну изречениями, кои вывешиваются в местах общего пользования, и создав на прощание такие шедевры стиля как "Соблюдай очередь" и "Не задавай кассиру вопросов", автор увидел, что создал все потребное в этой области, и быстро переключился на работу критика-искусствоведа.
Он не изменил себе. Он по-прежнему краток, сохранил трамвайную категоричность и административную безапелляционность. И по-прежнему считает излишним подкреплять свои молодецкие афоризмы доказательствами.
Местом своей деятельности он избрал журнал "Бригада художников" и тотчас же (в э 5-6) разрешил все вопросы советской архитектуры. Сделано это в подписях к снимкам новых зданий.
Итак, фотография.
Подпись: "Клуб "Красный пролетарий". Производит впечатление приморского ресторана. Специфичность рабочего клуба не выявлена совсем".
Это все о здании клуба "Красный пролетарий". Больше ничего не сказано.
Никаких доказательств! "Производит" и "не выявлено". А почему? Неизвестно! Просто: "Не курить, не плевать".
Еще фотография. Еще подпись:
"К. Мельников. Клуб "Свобода". Очередной трюк "отца" советского формализма - цистерна, зажатая между пилонами".
Ну, хорошо. Отец так отец. Очередной трюк? Верим на слово! (Кстати, по фотографии судить нельзя, показан не весь клуб, а только его часть.) Давайте же бороться с "отцом" советского формализма! Но хотелось бы получить хоть какое-нибудь обоснование для предстоящей тяжелой борьбы с "отцом". Но обоснования нет. Критик, очевидно, не имеет никаких мыслей по этому поводу. Иначе, если бы они шевелились в его голове, он бы их высказал, вместо того чтобы безобразно и повелительно орать:
- Вход воспрещается!
Дальше изображен Дом правительства в Москве, сфотографированный так, что на переднем плане оказался фонарь с площадки бывшего храма Христа.
Подпись:
"Дом Правительства на Берсеневской набережной. Фонарь в стиле "ампир" хорошо гармонирует с домом, показывая неприемлемость данного объекта для искусства СССР".
Точка. Объект неприемлем. Обвинение тяжелое. Мы готовы даже допустить, что справедливое, предварительно узнав, в чем дело. Но положение безнадежное. "Не задавай кассиру вопросов".
После такой лаконичной и беспардонной критики обхаянному архитектору остается одно - снять лиловые подтяжки и повеситься на том самом фонаре в стиле "ампир", который "так хорошо гармонирует с домом". Хорошо, что фонарь снесли уже вместе с храмом, и жизнь архитектора покуда в безопасности.
Иногда, очень редко, критик хвалит. Но хвалит он как-то противно и бездоказательно, по той же форме э 1 - "Соблюдай очередь".
"Дом Стройкома на Гоголевском бульваре. Фасад с переулка. Стеклянные стаканчики приятно акцентируют высокий фасад, лишая его элементов корбюзианизма".
Зная тяжелый характер критика, не будем задавать ему надоедливых вопросов - "почему да почему", почему "приятно", почему "лишают"? От него толку не добьешься.
Обратимся прямо к редакции.
- Товарищи редколлегия, дорогие товарищи (по алфавиту) Вильямс, Вязьменский, Дейнека, Кондраков, Малкин, Моор, Мордвинов, Новицкий, Перельман, Соколов-Скаля и Точилкин! Не считаете ли вы, что критик уже сделал свое дело и ему давно пора уйти из журнала? Не бойтесь! Вперед! Ведь вас много (если считать по алфавиту), а он один. Его очень легко взять врасплох. Подстерегите его, когда он будет сочинять очередные трамвайно-архитектурные выпады, схватите его (вас так много!) и унесите из редакции.
И, главное, не забудьте проследить, чтобы он обязательно спустил за собой воду. Так теперь принято в новых домах, будь они со стеклянными стаканчиками или в виде цистерны, сжатой между пилонами.
1932
Сделал свое дело и уходи. - Впервые опубликован в газете "Советское искусство", 1932, э 6, 2 февраля. Подпись: Ф.Толстоевский. Фельетон не переиздавался.
Печатается по тексту газеты "Советское искусство".
ЧЕЛОВЕК В БУТСАХ
Человек, пробиравшийся по учрежденскому коридору, не был похож на обыкновенного посетителя. И взгляд у него был не робкий, и одежда была какая-то не совсем обыкновенная - пальто с желтым кожаным воротником, каракулевая кепка и голубоватые футбольные бутсы, однако без шипов.
Высокомерно расталкивая секретарей, он без доклада вошел в кабинет главы учреждения. Вошел как раз в ту минуту, когда там происходило летучее совещание.
Все недовольно повернули головы, а глава учреждения даже издал некий гневный звук - не то "пошел вон", не то "прошу садиться".
- Может быть, я помешал? - спросил человек в бутсах.