Выбрать главу

В день переэкзаменовки в спортивном зале было всего несколько человек. Сам мастер спорта международного класса Зыкин, двое самых сильных его учеников с третьего курса, проректор Нечаев и генерал-майор Овцын – ректор училища, а также майор Гоголадзе.

Все были готовы, и млеющий от жары ректор приказал начинать.

Собственно, все действо продолжалось не более чем пятнадцать минут. Сначала Протасов выступил против первого третьекурсника, где за девять секунд уложил соперника на маты – и опять, как в случае с отцом, притянув жопу к носу. Зыкин поднял красный флаг:

– Прием не засчитывается, так как такового не существует! Боец дисквалифицируется.

Третьекурсник с помощью тренера развязался и недобро поглядел в сторону Протасова.

– Знаешь, что это было, дорогой? – радовался Гоголадзе, ткнув железным пальцем в сочный бок друга. – Это джиу-джитсу. Такой стиль есть, редкий! Откуда этот мальчик владеет таким приемом? А этому видишь, как не нравится! А потому ,что жопа мыть надо!

– Ленинский, значит? – заулыбался Нечаев.

– Поглядим дальше.

Второй третьекурсник был крупнее первого. По свистку он мгновенно ринулся в атаку, провалился в пустоту и кубарем вылетел с татами, крепко ударившись всем телом о стену.

Зыкин поднял красный флаг и прокомментировал присутствующим, что такого приема в самбо также нет. Дисквал.

Здесь встал Гоголадзе и сказал с грузинским акцентом:

– Товарищ Зыкин, в этой ситуации прием вообще не проводился. Дорогой, мальчик просто вовремя отошел в сторону!.. ჯანდაბა, სულელო!.. – выругался пылкий грузин.

– В боевом самбо такие приемы не практикуются. У нас дисциплина точная, все прописано в учебниках, как у артиллеристов!

Улыбка сползла с лица проректора.

– Какая такая дисциплина?! – вспылил Гоголадзе. – Мальчиков готовят к войне. По вашей дисциплине мы уже потеряли двух бойцов!

– Такая дисциплина! – держал себя в руках Зыкин. – Одобренная Министерством образования СССР. Все мы люди военные и соблюдаем как приказы, так и дисциплину. Тем более что мы не готовимся к войне: советская доктрина – «миру – мир»!

Потеющий ректор генерал-майор Овцын кивнул в знак согласия. Министерству необходимо подчиняться. И вообще надо заканчивать весь этот балаган! Дома окрошка и внуки.

– И это у вас мастер международного класса?! – не унимался кавказец. – Во время боевого столкновения будет кричать, что такого приема нет?! Если, конечно, сможет кричать со сломанной трахеей! Ишь, Харлампиев нашелся! Встань сам против мальчика! Без всяких стилей!

– Не имею права!

Гоголадзе что-то горячо зашептал Нечаеву, тот в свою очередь согрел теплом ухо ректора.

– Под мою ответственность! – разрешил Овцын. – Свободный стиль!

И здесь все закончилось в несколько секунд. По свистку Зыкин молниеносно выбросил ногу и мыском попал Протасову в пах. Первокурсник упал как подкошенный, корчась на матах, но тихо, без криков.

– Ты что, маму твою?! – заорал Гоголадзе. – Ты куда мальчику бьешь? Западло!

– Западло быть убитым в боевой обстановке! – ответил Зыкин, стараясь помочь мучающемуся первокурснику. Он сильно бил Протасова кулаком по пяткам, пока тот не сел на корточки, пытаясь смириться с остатками боли. – Не я придумываю программу физподготовки в училище. Я преподаю самбо, у меня есть учебник, от уроков которого я не откланяюсь.

– А бой? – продолжал Гоголадзе. – Реальный? Кто будет ему учить?

– Курсанты, на выход! – скомандовал ректор Овцын и представил себе роскошную ледяную окрошку. В ней колбаска плавает, мелко нашинкованные огурчики, чуть яичного белка, и тут еще Васька, младший внук, любимый, лезет к деду на колени, пытаясь карандашом попасть генералмайору в волосатый нос.

– И кто выиграл реальный бой? – почти грозно спросил ректор.

– Я его выиграл, – ответил Зыкин.

Гоголадзе что-то долго говорил по-грузински в потолок зала, вскидывал руки, а потом, помолчав минуту, сказал:

– Зыкин прав. Система говно!

Совсем упревший ректор, вытирая лицо платком, на автомате покачал головой, соглашаясь, что система говно, и скомандовал курсанту, что тот завтра может получить документы в учебной части, и в его личном деле будет записано, что уволен по болезни. На жизни такая запись не скажется…

– Все свободны! – скомандовал ректор и быстро вышел из-зала.